Леван Хаиндрава - Очарованная даль

А в Европе, после бурных событий весны и лета и крушения Франции, после трехмесячной «битвы за Англию», во время которой британский воздушный флот героически отстоял свою родину и ликвидировал угрозу вторжения, вновь наступило затишье.

Военные действия велись только в Африке, где итальянцы и англичане то наступали, то отступали, и все это напоминало мышиную возню. Британские командующие сменяли один другого, но ничего добиться не могли, несмотря на то, что на Средиземном море господствовал британский флот. «Островной комплекс» продолжал проявлять себя. Ведь только что английский народ стойко, с большим мужеством и достоинством выдержал осаду своего острова со стороны сильного и беспощадного врага, но стоило англичанам оказаться вне родной почвы, как боеспособность их вооруженных сил падала настолько, что они ничего не могли сделать с итальянцами, боевые качества которых, как известно, близки к нулю.

В Китае, в военных действиях японцев обозначился некий тупик. С одной стороны, они захватили огромные территории и чуть ли не все главные города страны: Пекин, Шанхай, Нанкин, Тянцзин, Ханькоу, Кантон. С другой, им не удалось достичь главной цели: заставить китайское правительство признать себя побежденным и сложить оружие. Мало того, войска коммунистов осенью 1940 года попытались вырвать стратегическую инициативу, развернув наступательную операцию в Северном Китае — так называемую «битву ста полков». Хотя, в конечном итоге, она не привела к решающему успеху и вызвала большие потери среди китайских войск, битва эта все же показала японцам, что воля к сопротивлению у китайцев не сломлена. Правда, продолжавшиеся раздоры между гоминьданом и Китайской коммунистической партией играли на руку агрессорам, и они неосмотрительно решились на вторжение в Индокитай, пользуясь бессилием Франции, только что потерпевшей поражение и выбывшей из борьбы. Это имело необратимые последствия для всего комплекса международной обстановки в бассейне Тихого океана, потому что в ответ Соединенные Штаты и Великобритания наложили секвестр на японские капиталы за границей.

Введя свои войска в беззащитный, как ей тогда казалось, французский Индокитай, Япония предопределила свои дальнейшие военно-политические шаги, выбрав из двух направлений: северного — против СССР и южного — против западных держав — последнее. Так стало неизбежным крупное военное столкновение на Тихом океане, а Советский Союз оказался избавленным от войны на два фронта — против Германии и против Японии.

А между Верой Александровной и Гогой все чаще возникал разговор о необходимости сделать решающий шаг. Всезнающий Володька Чижиков как-то раз на вопрос Гоги о том, как возбудить ходатайство о советском гражданстве, ответил, вздернув плечами:

— Очень просто! Идешь в советское консульство. Тебе дадут заполнить анкету, напишешь автобиографию, ну и там еще разные мелкие формальности. Подашь — и жди ответа. Но только скоро не жди. Я уже полтора года как подал.

Полтора года! Гога был озадачен.

Придя домой, он рассказал о разговоре матери, но Вера Александровна приняла известие спокойно.

— Конечно, для этого потребуется время. Ты что думал? Такие вопросы в неделю не решаются.

— Да, но не полтора же года!

— Ну, у одного полтора, у другого может быть скорее, а подавать заявление все равно надо. «И вернуть себе свою настоящую фамилию, — думал Гога, — Горделава. Ведь жить нам в Грузии». Да, именно фамилией Горделава он подпишет свое заявление в консульство. Это будет его первым шагом к родине.

Но прежде Гога все же хотел поговорить с Михаилом Яковлевичем. После смерти отца, а затем и деда тот остался самым близким старшим родственником. Гога не ждал легкого разговора — ведь ему были известны непоколебимые убеждения Журавлева. Но Гога надеялся, что Михаил Яковлевич поймет и его точку зрения. В последние месяцы отношения между Горделовыми и Журавлевыми не то чтобы испортились, — все-таки очень уж многое их связывало, — но семьи несколько отдалились друг от друга. Трудно было избегать скользких тем, а затевать спор, могущий привести к размолвке, никому не хотелось.

И все же Горделовы с Журавлевыми виделись достаточно часто, а уж по большим праздникам — обязательно.

В том году пасха была ранняя. На первый день праздника, к вечеру, собрались у Горделовых все Журавлевы, Любовь Александровна и Кока Горские и две пожилые дамы-грузинки, приятельницы Веры Александровны еще по Харбину, одна из них — мать Жорки Кипиани. С букетом цветов забежал поздравить Веру Александровну и сам Жорка, со всеми похристосовался, рассказал какую то забавную историю и убежал, обещав вернуться к ужину, чего, конечно, и в мыслях не держал.