Леван Хаиндрава - Очарованная даль

Но командующий группой армий «А» игнорирует распоряжение своего прямого начальства и стоит на месте. Наиболее близкий к Гитлеру в тот период военачальник не смеет ослушаться своего фюрера и дает британцам возможность эвакуировать живую силу на острова.

Так или иначе, но десант на Британские острова не осуществился, личный состав британской армии эвакуировался, Англия спаслась. Зато Франция погибла. Ничтожные люди, стоявшие у руководства страной и армией, не были способны организовать отпор противнику.

Попытки нового главнокомандующего генерала Вейгана установить фронт на Сомме, как и следовало ожидать, успехом не увенчались.

14 июня в Париж, объявленный открытым городом, вступили германские войска. Еще через неделю Франция официально капитулировала.

Кампания на западе закончилась.

Сложные, противоречивые чувства владели Гогой в эти недели. Он считал СССР своей родиной, хотя далеко не все в его отношении к этой стране было ясно даже ему самому. Но симпатии безраздельно принадлежали народу, строившему новую жизнь: справедливую, чистую и честную. Что это так, он был убежден твердо.

И вот СССР заключил договор о ненападении с Гитлером. Германия — почти союзник. Правда, в Германии — Гитлер, фигура одиозная, и все его окружение — птицы одной породы. Но с ранних детских лет Гога выше всех достоинств народа ставил воинскую доблесть, и действия германской армии не могли не вызывать восхищения.

По другую сторону были малосимпатичные англичане — высокомерные и безжалостные с обездоленными и слабыми, но при первом же серьезном кризисе бросившие своих союзников. Зато союзниками этими были французы — народ, с детства близкий Гоге. В самом имени — Франция заключалось для него какое-то магическое очарование, нечто благородное, доброе и прекрасное.

За годы жизни в Шанхае, в университете и на работе, Гога проникся уже не из книг почерпнутой, а приобретенной в личном общении симпатией и уважением к французам, к их терпимости, демократичности, тонкости, чувству юмора, незлобивости. Открылись ему и отрицательные черты этих людей, но они никак не перевешивали достоинств.

Теперь Франция повержена. Разгромлена за какой-нибудь месяц. Непостижимо! В последний момент еще представлялась возможность спасти ее честь: прилетел Черчилль и предложил слияние двух государств, с правительством, составленным на паритетных началах. Эта необычайная идея, не имеющая прецедента в истории, была достойна выдающегося человека, каким несомненно являлся британский премьер-министр. Но среди руководящих деятелей Франции не нашлось никого, кто мог бы по достоинству оценить смелость подобного решения, его спасительность именно для чести Франции. Деморализованные пигмеи, собравшиеся в Бордо, бормотали свое: «Мы разбиты. У нас не осталось сил. Мы должны капитулировать…» Сил не оставалось только моральных. Впрочем, их у этих людей никогда и не было.

Черчилль уехал ни с чем. Но вернулся он в Англию с твердой решимостью продолжать борьбу. И такую же твердую решимость и спокойное мужество, достойные великого народа, проявили все британцы. Ведь величие народа проявляется не в дни побед, а в годину суровых испытаний.

Когда Черчилль выступил в парламенте с речью, которую начал словами: «Я привез очень плохие новости из Франции…», а закончил ее: «Я ничего не могу предложить вам, кроме программы крови, пота и слез», парламент единогласно выразил вотум доверия своему правительству.

Такой парламент был достоин своего народа.

Весь мир был в ожидании — высадятся немцы на Британских островах немедленно или будут кончать с Францией.

Гогу тоже занимал этот вопрос, но в день, когда пришло известие о падении Парижа, он был слишком потрясен, чтобы думать о чем бы то ни было другом.

Еще в конторе Гога услышал эту весть как слух от одного китайского служащего. Хотя все явно шло к тому, Гога не поверил — не мог поверить — и, едва увидев Гриньона, бросился к нему. Гога говорил вполголоса, как в квартире, где лежит умирающий человек.

— Ксавье! Что слышно из Франции? Как Париж? — язык просто не поворачивался сформулировать вопрос точнее.

Гриньон мрачно развел руками. Вот уж неделя, как на его лице не появлялась привычная улыбка. Такого в его жизни еще не бывало.

— Il parait que les boches sont là… [105] — Похоже, что боши уже там… (франц.)

И вдруг в разговор вмешался неизвестно как оказавшийся тут же Гийо.