Леван Хаиндрава - Очарованная даль

Гога перечитывал сообщения о боях в Монголии. Так хотелось среди отличившихся увидеть грузинскую фамилию. Не знал Гога, что как раз в те дни командование стрелковым полком на границе с Маньчжурией принял майор Чанчибадзе, которому суждено было закончить величайшую войну из всех, какие знало человечество, в звании генерал-полковника, командуя 2-й гвардейской армией.

В конце лета военные действия в Монголии завершились невиданным разгромом японцев. Была окружена и уничтожена 6-я армия и ее командующий генерал Комацубара взят в плен. Такого конфуза с японцами еще не случалось.

Но это событие прошло сравнительно малозамеченным в мире, потому что в конце августа в Европе развернулись события, далеко превзошедшие по важности военное столкновение в Монголии.

Гром грянул, когда пришло известие, что в Москве заключен договор о ненападении между СССР и Германией. Для подписания договора в Москву прилетел Риббентроп, Газеты приводили такой курьезный факт: для того чтобы лучше понять психологию Сталина, иметь с ним больше тем для беседы, германский министр иностранных дел перед поездкой прочитал поэму Руставели «Витязь в тигровой шкуре» в немецком переводе.

Коля Джавахадзе недоуменно разводил руками:

— Что общего имеют герои Руставели с современными государственными деятелями и политикой, которую они вершат?

Тодадзе был более краток и конкретен. Он, явно имея в виду Англию и Францию, сказал:

— Допрыгались. Теперь воевать придется самим.

А Вера Александровна, видимо воскрешая в памяти терминологию 20-х годов, сказала с довольной усмешкой:

— Вот так… Лордам по мордам! Наше вам с кисточкой!

Гога тоже был доволен и тоже усмехнулся. Стремление Англии во время бесконечных и бесплодных переговоров в Москве уклониться от всяких конкретных обязательств и одновременно возложить на СССР все бремя борьбы с Германией было столь очевидным, будто являлось иллюстрацией к чьему-то горько-ироническому высказыванию о том, что Англия всегда воюет до последней капли крови последнего союзного солдата.

Но французов Гоге было жаль. На работе они ходили бледные, потрясенные, не могли говорить ни о чем другом. Даже всегда беспечный, благодушный Гриньон в тот день ни разу не улыбнулся:

— Ah! On nous a eu. C’est la guerre, c’est la guerre! [99] — Да! Нас перехитрили. Это война, это война! (франц.) — повторял он.

В конторе «Дюбуа и К°» мгновенно исчезли все иерархические ступени. Элар, как с равным, разговаривал с Гриньоном и другими молодыми французами-служащими, которых в обычное время едва удостаивал кивка. Даже мсье Ледюк, пребывавший постоянно в заоблачных высотах директората, вышел из своего уединения и вместе со всеми горячо обсуждал последние новости.

Гога не решался присоединиться к этой большой группе, считая, что он там будет лишним; но когда ему пришлось пройти мимо, Ледюк поймал его за руку и остановил.

— Mais c’est un homme terrible, votre Staline. Quelle perfidie!

— Pourquoi «mon»? — смутился Гога.

— Il est votre compatriote, n’est ce pas? [100] — Это ужасный человек, ваш Сталин. Какое вероломство! — Почему «мой»? — Он же ваш соотечественник! (франц.)

— Oui, mais… [101] — Да, но… (франц.) — Гога хотел добавить: «Я-то какое отношение имею к нему?», но пришло в голову, что подобная фраза может быть истолкована как малодушное отступничество, и в последнее мгновение он произнес те слова, которые выражали его действительное мнение: — Что же ему было делать? Вступать в войну с Германией без союзников, а в тылу имея Японию?

— Но ведь шли же переговоры… — Это сказал Элар. — Мы договаривались о совместных действиях, о союзе.

Гога понимал, что и без того сказал слишком много, что его собеседники возбуждены до крайности и лучше не обострять спор. Но его подхватила и несла волна скопившейся в душе горечи и обиды за очень многое, что приходилось терпеть в Шанхае людям «без национальности».

— Мсье Элар, вы знаете, кто такой генерал Думенк?

— Генерал Думенк? — удивленно переспросил Элар. — Не знаю… При чем тут генерал Думенк?

— Действительно, кто такой генерал Думенк? — раздался чей-то недоумевающий голос.

— Так не знаете? — повторил свой вопрос Гога. — И я не знаю. А он возглавлял французскую военную делегацию на переговорах в Москве. А британскую миссию возглавлял адмирал Дракс. И его ведь тоже не знаете?

Слушавшие переглянулись. Кое-кто начинал понимать, куда Гога клонит. А он между тем продолжал:

— Не думаю, что в Шанхае найдется британец, который знал бы, кто такой адмирал Дракс. С советской же стороны переговоры вел маршал Ворошилов, министр обороны. Одна из самых видных фигур в стране. Как вы считаете, уважающее себя государство могло долго мириться с таким положением? Тем более что воевать в случае войны пришлось бы советским. У англичан, как выясняется, сухопутной армии фактически нет. А они претендуют на ведущую роль в Европе…