Леван Хаиндрава - Очарованная даль

В «Ренессанс»! Вот куда надо идти. Там может оказаться Жорка Кипиани, на худой конец — Карцев. Они часто там обедают вместе с Вертинским. Однако в «Ренессансе» друзей не было. В полутемном и по дневному неуютном зале Вертинский обедал один, обедал добротно, как всегда, с закусками, с графинчиком коньяка. Увидев Гогу, он сделал приглашающий жест.

— Спасибо, Александр Николаевич. Спешу. Вы младшего-любимого не видели?

Гога выражался терминами той игры, которая была принята в компании Вертинского. Согласно этой игре Биби числилась «мамой», Карцев — «старшим-любимым» внуком, Кипиани «младшим-любимым». «Папы» в компании менялись в зависимости от того, кто в данный период был главным меценатом компании.

— Забегал на минуту и исчез. Вы вече’ом п’иходите. Я с вами кое-что хочу обсудить, — ответил артист.

— Обязательно приду, Александр Николаевич!

Гога вышел на улицу. Жорка где-то здесь, поблизости. В «Дидис»! Вот где он может быть! По субботам многие обедали в «Дидис», совсем рядом с «Ренессансом».

Там было полно народу, почти все знакомые, но не из тех, с кем можно было бы поделиться своей радостной новостью, — русские, евреи, многие очень симпатичные люди, некоторые даже приятели, но какое им дело, что где-то в Тбилиси, оказывается, есть первоклассная футбольная команда?

По крайней мере, с двух столиков Гоге махали руками: сюда, мол, у нас есть место, но Гога руками показал, что занят.

Кельнерши — хорошенькие, в нарядных фирменных платьях — тоже были все знакомые, и Гога обратился к одной:

— Аня, Жорка не заходил сюда?

— Был с Юрием. Пообедали и минут десять тому назад уехали.

— Ушли?

— Именно уехали. За ними кто-то на машине подъехал.

Теперь ищи ветра в поле. И, потеряв надежду встретить до вечера кого-нибудь, Гога подозвал рикшу и поехал домой.

Мать и бабушка поджидали Гогу — по субботам он в городе не задерживался, а если собирался пообедать где-нибудь в ресторане, сообщал об этом по телефону. Обедали, как когда-то в Харбине, в половине третьего.

Когда Гога вошел, Вера Александровна бросила взгляд на часы, стоявшие на камине, и сказала суховато:

— Ты что-то задержался сегодня. Уже без четверти три.

Вера Александровна ни в чем не изменила своим привычкам, любила точность и аккуратность. Того же она требовала от других. Гога, посмотрев на часы, убедился, что они показывают только сорок минут третьего, но спорить не стал.

Ел Гога с аппетитом. Новая ама [92] Служанка. под руководством бабушки Терезы научилась хорошо готовить сациви, а варить гоми ее и учить не надо было, у китайцев есть такое же блюдо из пшена.

— Знаешь, мама, — заговорил Гога оживленно, — я сегодня интересную новость узнал.

— Да? Что-нибудь в Европе?

Вера Александровна по-прежнему интересовалась политикой.

— Нет, я не о том. Я сегодня был в ТАССе, читал газеты. И знаешь что? — он сделал паузу для вящего эффекта. — Оказывается, в СССР есть сильная грузинская команда. В футболе. «Динамо» называется.

— Может быть, и Автандил там играет.

— Мама, они же в Батуми живут.

С семьей Парнаоза, брата Ростома Георгиевича, переписка оборвалась года два назад, и даже ответа на свое письмо, извещавшее батумских родственников о кончине мужа, Вера Александровна не получила.

— Могли же они переехать в Тбилиси, — возразила Вера Александровна, не столько парируя возражение сына, сколько непроизвольно подыскивая оправдания батумцам за молчание, которое обижало ее.

— Вот на той неделе я снова зайду в ТАСС. Один сотрудник мне обещал подшивку «Красного спорта». Может быть, найду состав команды.

— У тебя уже там знакомые завелись?

— Один. Очень симпатичный.

— Знаешь что, Гога? Надо бы выписать «Новости дня» — там и советские сводки печатают. А то в «Шанхайской заре» только японские. Читать противно.

— Я «Новости дня» почти каждый день читаю. На улице покупаю.

— Ну вот, а домой не приносишь. А то мы все время только одну сторону слушаем. Там, в России, я уверена, не все так плохо, как пишут. Огромная страна. Наша страна.

— Я иногда читаю «Правду», «Известия», мама. Скучные газеты.

— Это потому, что не привык к их стилю. А картины русские я люблю. «Волга-Волга», например, — разве плохая картина? А какие картины мы в Харбине смотрели! Помнишь, шла такая: «Бабы рязанские». Какие артисты, какая игра! Куда там твоим американцам!

— Нет уж, мама, тут ты не права. Американцы играют так, что и не замечаешь, что играют. Будто в щелку настоящую жизнь подсматриваешь. А у русских актеров именно игра. Как в театре. Я такую игру не люблю.