Михаэль Шаранг - Сын батрака

— Не валяйте дурака, — сказал надзиратель, — вы же каменщик, вам это раз плюнуть.

Франц просил, если возможно, принести ему бумаги и дать немного времени, чтобы все переписать.

— Работайте, работайте, — сказал надзиратель, — у нас и так забот хватает.

Они ушли, дверь камеры осталась открытой. Оба вышагивали по коридору взад и вперед. Сначала Франц побелил те места на стене, где он ничего не писал и не рисовал. Работая, он пытался запомнить написанное. Но не мог сосредоточиться и, казалось, даже позабыл те цифры и выкладки, которые знал наизусть. Он боялся, что, закрасив все, забудет и весь свой благоразумный план.

Вдруг он заметил, что не слышит больше шагов, и выглянул в коридор. Оба надзирателя стояли у окна и курили.

Воскресным утром учитель Штадлер прочитал в бургенландской газете, что 5 ноября в камере Маттерсбургской тюрьмы повесился каменщик Франц Вурглавец, двадцати одного года от роду.

Учителя что-то кольнуло. Он пошел в ванную, где его жена мыла голову, и показал ей сообщение.

— Ну, мало ли Вурглавецов, — сказала она.

— Но его тоже зовут Франц, — возразил он, — и он тоже каменщик, и ему тоже двадцать один год.

Фрау Штадлер не поверила, что повесился именно тот Франц Вурглавец, которого знал ее муж.

— Он или его жена непременно бы сообщили тебе, если бы он попал в тюрьму, — заметила она. — Ты же только в сентябре был у него перед свадьбой. Говорил он что-нибудь о судебном деле?

— Ни слова.

— Ну, вот видишь.

Штадлер уселся в гостиной и еще несколько раз перечитал сообщение.

Если сегодня 9-е, значит, 5-е было в среду. Достаточно времени, чтобы его жена известила меня.

Он вспомнил, что ни разу не видел Эрны. Так почему же она должна его извещать? А родители Франца? Их он однажды видел и твердо знал, что им известно о дружеских отношениях между ним и Францем. Но это были старые люди, которые в такой ситуации — при условии, что Франц действительно повесился, — даже и не вспомнят о том, что надо бы его, Штадлера, известить.

Штадлер отыскал приглашение на свадьбу, где, как он вспомнил, была девичья фамилия Эрны. Потом заглянул в телефонную книгу, нет ли среди немногих жителей Сент-Освальда, имеющих телефон, фамилии Винтерляйтнер. Да, рядом с фамилией даже значилось: «Секретарь общины». Штадлер набрал номер и спросил, не может ли он поговорить с фрау Эрной Вурглавец.

— Она больна, — ответила фрау Винтерляйтнер.

— Серьезно больна? — спросил Штадлер и добавил, что он добрый знакомый мужа Эрны.

— Она больна, — недружелюбно повторила фрау Винтерляйтнер, — и не может говорить с вами.

— Видите ли, — сказал Штадлер, — я хотел справиться о Франце. Наверно, вы могли бы мне помочь…

— Увы, — произнесла фрау Винтерляйтнер и повесила трубку.

Штадлер бросился к своей машине и поехал в Сент-Освальд, к родителям Франца. Оба старика неподвижно сидели у стола, в ответ на его приветствие они лишь кивнули. Он мог уже ни о чем не спрашивать.

Похороны, узнал он, завтра, в понедельник.

Но один вопрос он должен был задать. Знают ли они, почему Франц покончил с собой?

Старики этого не знали.

Зарубежная повесть. М., «Прогресс», 1978.

С ограниченной ответственностью. — Прим. перев.

Имеется в виду роман современного австрийского писателя Франца Иннерхофера. — Прим. ред.