Эндрю Ридкер - Альтруисты [litres]

Примерно в ту пору Франсин начала задумываться о справедливости. Когда она спрашивала маму, почему в их семье есть целых два автомобиля, а у ее подруги Элли только один, миссис Кляйн без лишних церемоний отвечала: «Потому что папа Элли пропивает всю зарплату». Именно от бабушки, папиной мамы, которая поселилась рядом и во многом заменила девочкам мать, Франсин научилась чувству справедливости.

– Вашему папе просто повезло, – отвечала бабушка Руфь на тот же вопрос. – Давайте сделаем так: за обедом ты станешь отдавать Элли половинку своего печенья.

– Зачем? – удивилась Франсин.

– Чтобы поступать по справедливости. Чтобы у всех всего было поровну.

– Но половинка печенья не заменит ей автомобиль!

Бабушка Руфь улыбалась, и в глазах ее вспыхивал знаменитый огонек, украшавший всех женщин ее рода.

– Ты такая умница!

– Но ведь машина…

– Да, ты права. Половинка печенья не заменит автомобиль. Но печенье, которым ты с ней поделишься, может со временем превратиться в нечто гораздо большее…

Урок был усвоен. Когда папа однажды избил Бекс – впрочем, тогда говорили не «избил», а «отшлепал», подразумевая удары открытой ладонью, только Бекс, увы, достались не они, – Франсин пришла в ярость.

– Что случилось? – спросила она, осматривая синяк на руке сестры.

Бекс всхлипнула, ее плечи содрогнулись.

– Я говорила по телефону после шести вечера… – Запрет на телефонные разговоры после шести ввела, конечно же, их мать. – Я звонила Мари – спросить про домашку, клянусь!

На следующий вечер Франсин дождалась шести вечера и позвонила в справочную. Когда на место преступления пришел отец, она положила трубку, закрыла глаза и протянула ему левую руку.

– Побей и меня! – сказала она, надеясь, что синяк на ее руке подбодрит сестру и восстановит семейное равновесие.

Папа Кляйн постоял с минуту, вращая глазами, подернутыми белесой катарактой, и с ворчанием скрылся в своем кабинете.

Когда Франсин рассказала бабушке о случившемся, у Руфи перехватило дыхание. Она поправила руками облачко белых волос и сказала:

– Увы, человек не может исправить все на свете. Наши возможности не безграничны.

Сестры Кляйн обожали тематические вечера. Больше всего им нравилось отмечать дни рождения в «Тропиках» – прокуренном кафе с голубыми светильниками, соломенным навесом, официантками-полинезийками и бесплатными спичками, на коробках которых красовались голые девицы. Сестры любили все экзотическое, все чужеродное Огайо, но еще больше им нравилась сама идея тематического ресторана – места, где можно затеряться в декорациях и где действуют совсем иные правила. У них дома было так много правил, свирепо насаждаемых сумасбродкой и тираншей, что любая передышка, любая возможность пожить в другом пространстве, существование которого бросало вызов устоям их семьи, доставляла огромное удовольствие. Когда девочкам было по восемь и десять лет, случилось нежданное счастье: их повезли в «Диснейленд». И хотя многие аттракционы, о которых они так давно мечтали, оказались им не по росту, сестры ничуть не огорчились. Зато можно было пожить в удивительном мире с собственной эстетикой, валютой и философией. Они с упоением погрузились в новую тему.

Ближе к старшим классам миссис Кляйн начала искать в дочерях отличия. «Франсин у нас умненькая, – рассказывала она всем, кто соглашался слушать, – а Ребекку хлебом не корми, дай повеселиться». Подобные реплики имели интересный спецэффект: обидно становилось обеим ее дочерям.

На самом деле все было не так. Да, Бекс «веселилась» более очевидным образом: косметика, вечеринки, смех с открытым ртом. Франсин, хоть и предпочитала посидеть дома с книгой, тоже умела «веселиться», просто делала это по-своему – и в одиночку. Если Франсин была девушкой эрудированной, то Бекс обладала житейской мудростью и «срывала розы поскорей», чем заработала себе репутацию сердцеедки задолго до того, как ее старшая сестра задумалась о любви.

Девочки росли, и их тела формировались в соответствии с мамиными представлениями. Бекс оставалась худой и привлекательной, веснушки у нее пропали, а смех стал еще громче. Франсин то набирала, то скидывала вес в зависимости от даты: перед экзаменами и прочими волнительными событиями она раздувалась, как шарик.

Несмотря на это, Бекс всегда равнялась на сестру, чувствуя, что таланты Франсин вызывают у родителей больше уважения. Миссис Кляйн ввиду склонности к мизантропии никогда не вела светского образа жизни, а Папа Кляйн попросту отсутствовал, точнее, обретался в невидимых семье сферах. К несчастью для Бекс, харизму в их доме не держали за добродетель. Она восхищалась примерным поведением Франсин, ее оценками и умом, а та в свою очередь не без зависти слушала рассказы младшей сестры о вечеринках, которые та посетила, и о мальчиках, которых та целовала.