Борис Пономарев - Плюсквамфутурум

Не находя себе места в России, я решил спиться. Вызвав талантливого журналиста Анатолия телеграммой с вокзального почтамта, я купил ящик коньяка. Мы сели на поезд до Калининграда и отправились в путь, разливая коньяк по подстаканникам и провозглашая тост на каждой из остановок. В городе Пушкине на поезд сел государь император, одетый в штатское; его выселили из императорского дворца под предлогом съёмок патриотического кинофильма. От него мы узнали последние новости. Принц Дуболом занял моё место министра инноваций и занялся укреплением вертикали власти. Первым делом он приказал, чтобы в каждом публичном месте висело чучело президента, которому люди могли бы отдавать почести.

Содрогнувшись от ужаса таких инноваций, мы пришли к выводу, что отсюда надо немедленно бежать, и пригласили императора-изнанника к нашему столу. Я рассказал, что проезжая через Литву, на станции Гележинкеляй пассажир должен сделать три вещи: дёрнуть стоп-кран вытянуть шнур и выдавить стекло. Этот план был единогласно одобрен, и мы сдвинули подстаканники в торжественном тосте. Государь император пил коньяк, аристократично отодвинув мизинец.

На станции Дно к нам в поезд вошёл Олег в парадном дембельском костюме с колосьями и снопами. С трудом поставив под стол десятилитровую бутыль отборного пшеничного самогона, он рассказал, что впереди взбунтовались железнодорожники, поэтому поезд теперь едет в Псков. Дело усложнялось. Похоже, нам предстояло следовать в Калининград через Латвию, как в далёких девяностых годах. Это означало, что бежать придётся на станции Дзельсцельш. Сделать это было не проще, чем выговорить.

Когда мы прибыли в Псков, в вагон зашла женщина, похожая на прокурора, арестовала государя императора и увела его в автозак, грубо подталкивая в спину резиновой дубинкой. Выяснилось, что поезд не проедет и здесь, поскольку взбунтовавшихся железнодорожников арестовала Госгвардия, переименованная премьер-министром в жандармерию. Вагон с арестованными прицепили к нашему поезду, и мы поехали в Воркуту. Это была судьба.

Соображая на троих, мы с Анатолием и Олегом доехали до Ухты. Олег вспоминал бесчисленные истории о службе, я рассказывал политические анекдоты, а Анатолий просто пил, утверждая, что за свою жизнь он уже написал столько, сколько нужно. Как раз в Ухте проводился традиционный местный конкурс на лучший политический анекдот. Пока нам меняли тепловоз, я изучал положение о конкурсе. Занявшему третье место давали три года за оскорбление чувств, занявшему второе место — пять лет за разжигание розни, а занявшему первое место — десять лет за экстремизм. В честь обладателя гранпри переименовывали мост. Помимо этого, для всех участников предусматривалось множество поощрительных административных призов самого разного характера: от удара дубинкой до миллионного штрафа. Я сказал, что не собираюсь конкурировать с такими бородатыми анекдотами, и выглянул в окно. За стеклом на перроне покачивалось чучело президента, подвешенное к вокзальным часам. Рабочие в грязных брезентовых спецовках вешали ему на шею табличку с какой-то очередной цитатой о величии России. К чучелу уже выстроилась очередь людей с цветами. Дрогнувшей от ужаса рукой я задёрнул штору, и мы отправились в путь.

Проехав Печору, мы попали в снежный занос и начали замерзать. Топливо кончилось, и с каждой минутой становилось всё холоднее и холоднее. Завернувшись в три слоя белых простыней, мы пили коньяк, а Анатолий рассказывал про повесть ужасов, идея которой только что пришла к нему. К нам в купе зашёл Человек в Чёрном, одетый в костюм начальника поезда (разумеется, чёрного цвета), и учтиво поклонился. Я понял, что это конец.

Подняв подстаканник с последним глотком коньяка, я из последних сил провозгласил:

— Russland, Gluck auf! Да здравствует Россия! — после чего испил чашу до дна…»

Мысленно поставив отточие, я выпил ещё чаю, и поставил чашку на стол в вагонном салоне. Создавать книгу без бумаги, в одном только своём воображении, было достаточно непростым занятием. Почему-то она начала придумываться с последней, весьма абсурдной главы. Сюрреалистичный мир, созданный моей фантазией, совершенно не уступал тому миру, из которого меня сейчас на полной скорости уносил поезд-люкс. Я специально старался не вспоминать все события этой ночи. Мне снова не дали выспаться.

— Президент сказал, что надо спешить, — сказала мне администратор Жанна, разбудив меня во втором часу ночи. Торопливый не то завтрак, не то ужин в четырёхспальную постель, короткий инструктаж о моём посольском вояже, поездка бронетранспортёром (у него был изумительный interieur с мягкими, обитыми тёмно-вишнёвой кожей сиденьями) по ночной Тверской улице, Минский вокзал, взятый в кольцо боевого оцепления, прощание с президентом на перроне; всё это промелькнуло вокруг меня так быстро, что я не успел толком ничего осознать. Просыпаться я начал только после того, как поезд начал свой путь.