В трубке кто-то торопливо и неразборчиво возражал.
— Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты не обсуждал важные вопросы по этой линии! — воскликнул президент. — Я подозреваю, что её прослушивают. Так, подожди. Я перезвоню.
Он положил трубку обратно на аппарат и тут же повернулся к следующему телефону, корпус которого был сделан из красной пластмассы. Президент торопливо дёрнул диск номеронабирателя три раза.
— Всё, теперь можно перейти к делу, — голос президента был резким. — Ты уже приготовил фильм про то, что я сделаю с Россией, если западные лидеры снова откажут мне? Нет? А резервную серию предвыборных фильмов? Тогда зачем ты вообще мне звонишь? Сколько тебе нужно выделить на мультипликацию? Сто миллиардов??? Обойдёшься. Ах, так? Ну и уходи. От дурака слышу.
Президент положил трубку на рычаг и с гневным сопением посмотрел на нас.
— Вот, вы видите, — обратился он к нам. — Вся страна на ручном управлении, пока не позвонишь и не вставишь пистон, никто не будет работать. И никакой субординации.
Он щёлкнул каким-то тумблером на столе, очевидно, отключая телефоны, и гневно продолжил.
— Я президент России! Я хочу решать судьбы мира и определять будущее планеты, а что мне приходится делать вместо этого? Выслушивать телефонные звонки «у меня тут сыначка подрастает, можно ли его куда-нибудь пристроить губернатором», «в Измайлово обижают магометанские народы», «в Ростове хулиганят», «на броненосце течёт гальюн, выделите ещё денег», «у нас унесло ветром в Эстонию тридцать надувных танков», «наша ракета взлетела на целый километр, прежде чем взорвалась»…
Утратив от нахлынувшего гнева дар речи, президент зарычал, после чего схватил со стола почётную грамоту московского водоканала (на ней был изображён двуглавый медведь с ассенизационными черпаками в лапах) и с видимым омерзением разодрал её в конфетти. Только после этого он смог продолжить свою филиппику:
— Я выше всего этого! Я не хочу и не буду заниматься всей этой дребеденью, с которой ко мне лезут в то время, когда я обдумываю проект разделения сфер геополитического влияния на территории постсоветского пространства! Когда я подготавливаю схему урегулирования арабо-израильского конфликта! Когда я хочу быть посредником-миротворцем в индо-пакистанском противостоянии! Я хочу выступать на трибуне ООН, рассказывая о величии России и об её особом пути, и чтобы мне аплодировали слушатели! И чтобы я рассказывал и рассказывал, а они всё аплодировали и аплодировали!
— ООН у тебя будет, — заверил его министр, — а что до министра телепропаганды, то я просто посоветую снять его с поста и снять с него кольцо. Без лекарств он очень быстро станет дисциплинированным.
— Я тут внезапно подумал, — устало начал президент, облокотившись на стол и обхватив пальцами лоб, — что мне следует поснимать кольца с вас всех. Вы только и умеете, что требовать денег и вечную жизнь. Я согласен покупать лекарства для друзей. В конце концов, друзья, которые давали мне списывать в школе, это святое. Я согласен выделять деньги на лекарства для жён друзей, всё-таки, семья — это тоже святое. Когда у меня начали просить лекарства для детей, я нахмурился, но согласился. Но теперь у меня начинают требовать лекарства для внуков, и я понимаю, что мой узкий элитарный клуб для избранных друзей превращается в проходной двор! Посбрасываю вас ко всем чертям в регионы и наберу себе новых друзей, которые будут меня слушаться. Они-то будут знать, кому они обязаны и кто здесь главный
— Хорошая мысль, — сказал министр. — Тогда начни с твоих служивых, потому что они уже переходят всякие границы. Синяк у меня под глазом вопиет о той вседозволенности…
— Я знаю, — холодно ответил президент. — Но твоё недовольство дестабилизирует страну. Если бы не мои служивые люди, то напротив меня сейчас сидели бы не вы, а солдаты НАТО.
— При чём тут НАТО? — возмутился министр. — Они просто везде! Мне выдали нового водителя, который не умеет переключать передачи и заводится с третьей попытки. Он чуть не слетел в кювет, обгоняя кортеж министра обороны на красный свет. Я потребовал его заменить, мне ответили: «Это наш информатор. Пусть остаётся». Что это такое?
Президент заглянул в кофейную чашку. Она была пуста, и президент с грустью поставил её обратно.
— Мой милый наивный министр иностранных дел, — начал он с каким-то теплом в голосе, словно говорил с первоклассником. — Я могу отправить в отставку генерала, это несложно. Я могу отправить в отставку министра, это тоже не так трудно. В теории я даже могу распустить целую службу, я ведь уже так делал. Но я не могу отправить в отставку общественный институт силовых структур, во-первых, служащий моей опорой, а во-вторых, специализирующийся на арестах. Он немедленно возродится из пепла, точно феникс. Какая тебе разница, арестует тебя федеральная опричная служба или возникшее вместо них управление по защите конституционного строя? Если уж на то пошло, то я подозреваю, что у кого-нибудь из них есть не только дело на меня, но и мой двойник, который в случае необходимости просто наденет мою маску, сядет в это кресло, и никто даже не заметит разницы. Я же тем временем буду сидеть в карцере, либо у опричников на Александровском валу, либо в гостапо на улице Ивана Калиты, и я даже не знаю, что из этого хуже…
Читать дальше