Министр, преодолев дверь, разогнулся и, увидев президента в новом обличье, громко заорал от ужаса. Хватаясь за сердце, он отшатнулся в сторону, столь громко скрипнув ботинками, что это было похоже на изданный от испуга неприличный звук.
— Спокойно, спокойно, это я, — заботливо сказал президент, торопливо срывая с себя маску. — Не волнуйся.
Министр, держась за стену и перебирая руками, дополз до двуглавого орла, поскрипывая ботинками. Приложив голову к металлическому крылу, он крепко выругался на чистом русском языке. Очевидно, утренняя схватка в вагоне оказала сильное воздействие на лексический запас министра.
— Я всю ночь мотаюсь между Витебском и Вязьмой! — сказал министр, облегчив свою душу. — Меня бьют опричники и травят сонным газом отморозки! У меня до сих пор трещит голова! Меня откачивают налоксоном из запасов для сына местного мэра, потому что в вязьминской больнице есть только аспирин и зелёнка! Я встаю из-под капельницы, мчусь к тебе в кабинет, а ты встречаешь меня в виде ибсеновского тролля, как будто тебе больше нечем заняться!..
Здесь в министре снова вскипели эмоции, и он снова выругался, тяжко обругав президента России такими словами, после которых начинают драться даже шахматисты и скрипачи.
— Кто я? — недоумённо переспросил сидящий напротив меня президент, и, словно оплёванный, вытер платком лоб, вспотевший после ругательств министра. — Вот что, выпей кофе, чтобы голова не болела, и прекрати дерзить. Ты не в зале заседаний ООН.
Президент и министр общались друг с другом в той доверительной манере, которая бывает только у людей, прошедших вместе огонь, воду и многолетнюю государственную службу.
— Кстати, если уж мы заговорили про ООН! — воскликнул министр. — Вместо того, чтобы играть в костюмированный бал, ты мог бы, как минимум, продумать содержание дипломатического ультиматума…
— Я уже все продумал, — сообщил президент. — Если они не согласятся на наши условия, то я снесу Калининград и всю область бульдозерами. Если это не поможет, то я разнесу какой-нибудь из ненужных городов России. Например, Петрозаводск, Углич или Кострому. Нет, лучше Выборг, чтобы надавить на Финляндию! Населению я скажу, что нас разбомбили американцы, а список ненужных городов России я составлю к завтрашнему…
— Подождите, — торопливо встрял я. — Вы не говорили, что я повезу ультиматум!
— Не беспокойтесь, — твёрдо сказал президент. — В соответствии с нормами международного права посол является неприкосновенным лицом. Вам ничего за это не будет. Но, в случае чего, мы скажем, что вас не посылали. На чём я остановился? Ах, да. Думаю, это заставит Запад пойти нам навстречу. Кстати, нужно попробовать заодно предложить Сахалин японцам, чтобы не ездить два раза. Я полагаю, что они заинтересуются нашим предложением.
Я промолчал. Из этого будущего нужно было бежать, как из чумного барака. Похоже, в этих условиях мне действительно оставалось только одно: согласившись со всеми безумными требованиями президента, выехать за границу, после чего помахать провожающим меня людям рукой и отправиться восвояси. писать свою книгу. «И праха моего тебе не будет, неблагодарное отечество», как когда-то повелел написать на своём надгробии великий римский полководец Сципион, справлявшийся с чужими столицами лучше, чем со своей.
Министр иностранных дел ещё раз поелозил головой под крылом двуглавого орла, скосив взгляд на президента. Что-то было умилительное в чиновнике, прильнувшем головой к гербу; он немного напоминал кота, трущегося о брюки любимого хозяина.
— А если они не заинтересуются? — поинтересовался министр, не отрываясь от герба.
— У стран Запада появились новые правительства. Старые обиды забылись. Настало время снова надавить на зарубежных политиков. Они жалеют наше население, и это следует использовать в полную силу! Сейчас мы отправим уполномоченного посла с официальным ультиматумом, в котором будет перечислено все то, что я сделаю с Россией, если они не примут мои условия. У тебя есть предложения получше? А? Я что-то не слышу. Критиковать все горазды, а вот что-то предложить…
В этот момент на столе негромко зажужжал один из телефонов.
— Слушаю! — недовольно произнёс в снова поднятую трубку президент. — Ты меня сейчас отвлекаешь. Да, ты всё правильно понял. С этого момента в эфире ни единого плохого слова о Европе и США. Да, именно так. Про что тогда вообще передавать? Это, вообще-то, я должен спрашивать у тебя. Пусти цикл передач про нашу с ними дружбу. Да хоть про «Союз-Аполлон». Нет, про полярные конвои нежелательно. Это история! Это знать надо!
Читать дальше