Раньше — как часы. А что теперь… годы мои, годы-людоеды, скушали они меня заживо, отвоевался я с ними. И пружина в механизме ослабела: сегодня я — только даты… где молча, ни чокаясь, поминая прошлое… да платочек к глазам.
Нажился.
Одна отрада — в свою землю отойти. Своя земля сердцу милей: все-таки есть угол, где хоть помереть можно спокойно.
Здравствуй, мой Эльбрус! А ты все стоишь…
Здесь, под самым ребром неба, когда уже «зашел за черту», какие-то темные волокна свисают, туманят мне голову тяжело спадающие складки облаков — вредные мысли входят; и кругом острые, как иглы, пики: выкалывают они капли из туч. Когда-то с Дашенькой ходили тут — светлый лик любви начальной!
Заходились…
Вот именно здесь, помню, примостилась она тихонечко, — эх, память! — прям на самом краешке… а я снимок сделал — у меня все сохранилось, в кармашке держу; фотографировал со спины, с эффектом… чтобы ощущение было: простор — и будто вот-вот и свалится она в этот простор.
Какие красивые картины! Снег лежит, как ковер, каждая снежинка на своем месте. Присел на снежок, дурнота подступила, слабость… красные пятна перед глазами — отбило на сердце болью. Тут, где один только Бог и почти нет человека — лишь островки-станции, — где столько тишины, что, казалось бы, себя самого слышно, тут-то и чувствую: ненужный я человек, ничейный. Прыгну-полечу — кому какая разница…
И вымолвить хочет: «Давай улетим!
…
Мы вольные птицы; пора, брат, пора!
Туда, где за тучей белеет гора,
Туда, где синеют морские края,
Туда, где гуляем лишь ветер… да я!..» 16 16 А. С. Пушкин
Небо до того странное: с привкусом ванили будто… как у Сислея на «Стройке Матрата». Жизнь моя, пускающая широкие языки пламени, погрузилась в тусклоту полусвета. Ветер сбрасывает меня, толкает с ног. Никак меня не «поднимает» — а я все жду… жду какого-то выхода, момента, полунамека: неясного, но чуемого.
И вдруг — «подняло»!.. и с силой так, с ненавистью бросило оземь!.. Уперся коленками в священную землю, все рухнуло во мне!.. раздавило меня враз, к земле прижало… Крещусь, как в детстве, бывало, и покатываюсь в истерике. Стукнулся лбом в ледяные камни — на землю святую прилег от сердца, поклонился горам на прощание. Может и нет никаких абсолютов, а только надвигается что-то страшное… И вот придет… а дальше… — ничто !
Поднимаю глаза — выкручивает вьюгой снега… и ни души кругом! А я весь к солнцу: оно где-то, в небесных переполохах… душевно-родное; за всей этой кашей, за переломами, — чистое, ослепительно яркое. Нужно властно приказать душе: смотри!.. веруй!..
Прощайте, ласковые взоры!
И такая боль пронзила меня, прорвала во мне дыру, все разом через нее и вышло: согнулся, как последний грешник, и так отчаянно через эту дыру проскулил: «по-мо-гите…» — только голос мой где-то остановился, запропал; и я дико крикнул, истошно, как пес, которого секут, очумелая затравленная собака, — из нутра выскакивает, самым сердцем выбрасываю: «А-а-а-а-а-а-а!!!» — надсадный вопль раздирает острыми когтями мою грудь. И потом жаркий шепот… и слезы — речка тихая…
Мне живот дан, чтоб болеть, и голова моя есть, чтоб болела, — как мне еще узнать, что я есть душа?!
Выдираю пуговицы, снежок под свитер прикладываю… — к сердцу, к сердцу, — и так хорошо!.. даже отпустило маленько. И тут еще… вспомянулось: скоро ведь мой день рождения, а ни души родной нет. Вспомнил и прошлый праздник: квартиру снимал, окна — на помойку; и, как сейчас вижу, там какой-то пес лишайный все по ящикам рыскает. Вот какая ему жизнь? Один-одинешенек. И душу томит: как жарко там!.. Смотрит он на меня костями, как ходячий мертвец, сквозь опускающиеся фонари, на житье мое бесполезное смотрит и спрашивает будто: а что же дальше?! Наверное, издох уже этот пес: привалился где-нибудь к стене и отошел с миром. Ничего он, кроме ящиков мусорных, в жизни-то и не видел. А что же я?..
Бывало, взгрустнется так, прижмешься к окну щекой… а там — жизнь, суматоха… там, говорят, горизонты есть, и что-то еще…
Нет никаких «горизонтов».
И подумаешь так, даже сердцем прикинешь: а ну его все… — к дьяволу! Брошу, побреду по земле одинокой, не разбирая, куда иду… лишь бы идти: днем — дорога, ночью — тоска в думах одиноких, под звездным покровом; куда приведет — туда приведет. Все брошу!..
День рождения — и что это за день такой?.. Купил книгу — подарок самому себе, стоял и тупо глядел на нее — что-то вспыхивало и гасло… глядел в муке — день такой… Положил тихо на полочку, покосился еще немного последней лаской взгляда — день рождения… И кто-то из прохожих, наверное, поднимет глаза до моего окошка: человеческого лица не видно, только тень какая-то, серый квадрат… и там что-то черное. И пораздумает о своем мимоходом, да и сразу позабудет. Про черное-то забудет. А черное ведь это целый человек! Не система какая-нибудь или число… — Человек! Пойдет тихий дождичек, попрыгает по двору, как зайчик, — и я удалюсь вглубь маленькой комнаты, расстелюсь на постели, уставлюсь в потолок… может, усну. И столько буду лежать на подушке, и о стольком думать. Ночью отворю окно, для воздуху, — тишина, как в гробу. Гляну вниз — даже место определил… и себя на этом месте.
Читать дальше