Татьяна Архипова - Суздаль. Это моя земля

В колбе вода из Каменки, в горловину вставлен ствол. В ствол — гибкий шланг с мундштуком. Чаша-дуршлаг венчает сооружение. Беби-кальян — настоящий, но настолько миниатюрный, что возникает ассоциация игры в домик Барби.

Вот и угли поспели. Алёна щипчиками водружает их на чашку. Угли в местах соприкосновения с фольгой совпадают с цветом закатного солнца.

Набираю дым. Ощущается и вишня, и мята, и грейпфрут, но невкусно. Впрочем, неважно. Мне хорошо и неловко одновременно. Спазм отпустил. Говорить не о чем. Пора к Игорю. Расстаться — не знаю как. Играю с дымом. Упражняюсь пускать струйки и колечки. Рассматриваю Алёну, отправляющую пышные облака в закат. Лицо малоподвижное, гладкое, мимики почти нет. Черты тонкие, словно нарисованные карандашом. В некоторых ракурсах против заката лицо выглядит плоским, двумерным. Потом поворот, и вновь возникает объём. Движения плавные, словно видит слабо и пробует пространство наощупь. Вероятно, последствия владимирской гулянки.

— А давайте сфотографируемся! — выпаливаю вдруг.

— А давайте!

Как ни пристраивался, кальянный натюрморт не получается. В кадре помещаются только наши головы.

[5]

— Предъявите документы! — три хмурых полицейских при оружии, за ними патрульная машина.

— Здравствуйте, что случилось?

— Документы!

— Водительские права подойдут?

— Да. Пройдёмте.

— Так что случилось?

— Нарушение правил парковки. Курение в общественном месте.

— Это не табак — камни. Попробуйте, — протягиваю мундштук. Сержант принюхивается.

— Разберемся в отделении. Пройдёмте. Чёрт вас дернул расположиться в туристической зоне.

Два каторжанина понуро следуют в отделение. По дороге звонок от Игоря.

— Ты где?

— В Суздале.

— Когда ждать?

— Не знаю, пока конвоируют в участок.

— В участок? За что?

— Ммм… За курение камней в общественном месте.

— Ты охренел? — в голосе Денисыча сомнение.

— Недоразумение. Разберёмся. Приду — расскажу.

[6]

В отделении Алёна показала удостоверение, поздоровалась со старшим, тот козырнул. А у меня забрали ремень и телефон, поместили на лавку за решетку! Одного! Вспомнился плакат в поликлинике: «Связи случайные — результаты печальные». Вот, вместо бани и хреновухи исследую обезьянник. Алёна, прежде чем выйти, подошла ко мне и шепнула:

— Им надо выполнить формальности. Скоро отпустят. Береги себя, — подала руку через решётку для рукопожатия. В ладони осталась крохотная льняная куколка.

Протокол — дело неспешное, оглядываюсь. С чувством юмора в участке всё в порядке. «Лечим клептоманию клаустрофобией», — гласит надпись на стене.

— Какие перспективы? — интересуюсь, подписывая протокол.

— Готовы отпустить, если в Суздале есть кто-то, готовый за вас поручиться.

— Разрешите позвонить?

— Держите, — мобильник возвращается ко мне.

Набираю Игоря, он, как обычно, не берёт. Принцип всего дороже. Пишу в мессенджер.

— Игорь, нужен поручитель с паспортом и местной пропиской.

— Хрен тебе.

— Иначе заночую тут.

— Значит и вместо бани — хрен тебе.

— А знаешь, ты прав! Не приходи! От меня жена ушла. Сегодня день рождения у дочери. А мне лучше побыть одному. В клетке.

— Манипулятор… Щас буду. Жди. — Спасибо, дорогой!

Оформление документов заняло несколько минут. Открыли решётку. Пали оковы. Вернули удостоверение. Денисыч закончил выводить подпись. Раздался громкий хлопок, звон стёкол, и здание отделения вздрогнуло.

[7]

В местных новостях случившееся назовут взрывом бытового газа. Жертв нет — новость скучная. Деревянные дома сгорают дотла менее чем за час. Домам с запасом самогона хватает полчаса. Бутыли лопались, прибавляя жару. Подойти невозможно. На расстоянии зрелище завораживало. Огонь ритмично лизал тёмное небо, звёзды и искры сливались в сальсе.

Задача пожарных — не допустить переход огня на ближайшие строения. Соседей поливали усерднее, чем тушили пожар. Бравый пожарный подмигнул:

— Не бэ! Всё будет ништяк!

Из-под шлема выбились рыжие вихры.

Расчёт завершил миссию и убыл в расположение. Расположение же Денисыча, стоявшего на пепелище родового гнезда, было противоречивым — и улыбался, и утирал слёзы. Когда смотрел на бушующий пламень, стоял, молитвенно сложив руки. Жаль погибшего дома с историй, хреновуху, самогон, документы. Сколько предстоит суеты!

Порыв ветра бросил пепел в лицо, а к ногам — обгоревшую фотографию. Старинный снимок, словно не фото, а карандашный портрет.