Хэрриет Эванс - Дикие цветы

Алтея сначала ее не услышала, а потом рассмеялась.

— Тони? Конечно, с ним все в порядке. Все как обычно. Что-то случилось?

— Ничего. — Сестра улыбнулась хорошо знакомой ободряющей улыбкой, держа в руках пирог. — За тебя я тоже волнуюсь. Я твоя сестра, а он сильно изменился. В нем появилось что-то, чего не было раньше.

Алтея хохотнула.

— Брось, Айла, ну что за странные вещи ты спрашиваешь.

— Странные? Знаешь, Дотти, иногда мне кажется, что ты живешь на другой планете. Есть Корд, которая так старается хоть как-то дистанцироваться от вас обоих — она уже почти женщина, а вы по-прежнему обращаетесь с ней так, будто ей девять и она спит с плюшевым мишкой. Есть Мадс, которая исчезла, будто ее здесь и не было…

— Она не исчезла, а решила работать летом, и это ее выбор, — перебила Алтея. — Мы ее не выгоняли, Айла, она сказала, что хочет остаться в Бристоле этим летом, и прошлым тоже…

— Вполне возможно. Но она нуждалась в тебе. Есть Бен, который почти не разговаривает, будто он уже умер. А еще есть ты, бродящая по дому, как сомнамбула, в ожидании, что кто-нибудь позовет тебя на съемки… — С внезапной яростью она схватила сестру за руку.

Алтея вырвалась.

— Я… со мной все будет хорошо.

— О, конечно, дорогая, с тобой всегда все хорошо. С чего бы мне беспокоиться о тебе ? Ты сильная, — раздраженно заметила Айла.

— Говоришь так, будто я кукушка. — Алтея покачала головой. — Айла, не стоит. Я — мама Корд, и я знаю ее лучше всего. И я скучаю по Бену, н-н-но… он вернется. Что касается Мадс-она никогда не была одной из нас, и мы не можем заставить ее прийти сюда… Дети выросли, вот и все, что произошло.

— Пойду принесу все, что нужно, — сухо ответила Айла. Она обернулась и оставила Алтею одну на кухне.

Как и предполагалось, пирог получился пересушенным, рыхлым и недосоленным, а курица — полусырой. Алтея решила поговорить с миссис Гейдж о ее готовке и о положении дел в целом, но еще не знала, как подойти к этому вопросу. Все ели в тишине, и она исподтишка посматривала на Хэмиша: на сильные челюсти, пережевывающие пищу, на большие деликатные руки, на длинные ресницы.

Она гадала, насколько выглядело бы дурно с ее стороны, если бы она поцеловала его. Она этого очень хотела, но ей было противно от мысли, что она может вот так предать сама себя и собственную дочь.

Тони говорил с Хэмишем о новой постановке «Отелло» в театре «Олд Вик», в которой Отелло играл белый актер, а остальные актеры — чернокожие.

— Я думаю, это очень смело, но я отнюдь не уверен, что это сработает. Кроме того…

— А мне понравилось, — перебил его Хэмиш. — По-моему, это просто замечательно-не только сама идея, но и актерский состав. Шанс увидеть целую плеяду настоящих черных актеров на сцене, а не только одного или двух приглашенных шутов. Довольно захватывающе, верно? И, насколько я знаю, критики думают так же… — Он оборвал себя, видя, как Тони пробормотал что-то пренебрежительное и осушил свой стакан. Хэмиш поймал восхищенный взгляд Корд и улыбнулся ей.

— Критики! — Тони закатил глаза. — Чем дольше я живу, дорогой Хэмиш, тем больше убеждаюсь, что большинство отзывов уже давно не являются упражнением в критическом мышлении и предназначены для провинциальных идиотов, не имеющих ни малейшего представления о культуре, и для старых дев, только и ждущих, чтобы кто-то сказал им, что думать.

— Не будь таким напыщенным, — сказала Алтея, отодвигаясь на стуле и закуривая.

Корд засмеялась, стряхивая волосы с лица, и ее серые глаза сверкнули.

— Ага. Ну и чушь, пап! Ты не говоришь ничего подобного, когда тебя называют величайшим актером соседи по купе или продавцы в магазине.

Тони улыбнулся дочери.

— Когда-нибудь ты поймешь, о чем я говорю, Корди. Ты поймешь, что обзор какого-то идиота-журналиста и гроша ломаного не стоит. Разве он может понять, какой это восторг — перевоплощаться, на износ работать над ролью? Какой это восторг — становиться ролью…

— Что ты имеешь в виду? — тихо спросил Хэмиш.

Тони подался вперед.

— Видишь ли, ты бежишь от всего, когда вступаешь на сцену. И вечер за вечером проводишь там сам по себе, делая то, что делает твой персонаж, веря во все то, во что верит он, становясь с ним одним целым, одним сознанием. — Он несколько секунд внимательно смотрел на Хэмиша, потом перевел взгляд на Корд. — Ты — тот, кто контролирует их всех, кто крепко сжимает их всех в своей ладони. Макбет — не более чем отмороженный бандит, жалкий убийца. И ты, только ты, можешь заставить их поверить в то, что на самом деле он поэт, мученик, гений. Если ты не умеешь привлечь их внимание и давать каждой аудитории день за днем, спектакль за спектаклем то, что хочет именно она, ты не артист. Единственный путь им стать — искренне верить в то, что ты — и есть тот, кого ты играешь.