Хэрриет Эванс - Дикие цветы

— Может, ты и нас пригласишь как-нибудь, — добавила Лорен с улыбкой.

Дверь машины распахнулась, словно по воле чьей-то невидимой руки, и Корд поняла, что занервничала по-настоящему только сейчас. Бен помог ей выбраться на улицу. Оказавшись на посыпанной гравием подъездной дорожке, Корд принялась разглядывать дом.

— Помнишь, папа говорил, что когда он впервые увидел дом, он утопал в диких цветах? Жимолость, ежевика, а еще розы. Смотри, Бен, они все еще цветут. Разве это не удивительно?…

Они прошли к парадному входу по крошечной тропинке, и им открылся до странности знакомый вид: те же неряшливые заросли крапивы и ежевики на песке, небольшая желтая полоса перед пляжными домиками, и тот же вид на море и бухту, появившийся, стоило им только взобраться на крыльцо.

Корд прикусила губу, но вдруг позади нее раздался голос:

— Привет, Корди!

Лорен вскрикнула:

— Боже! Вы меня испугали, Алтея.

Корд медленно повернулась. На крыльце в одиночестве сидела мать.

— Мама? Ты рано. Я думал, тебя привезут к обеду, — удивился Бен, подходя к ней.

Алтея сидела на новом плетеном диване, покрытом подушками пастельных цветов. Он поцеловал ее и отступил. Корд неотрывно смотрела на мать.

— Я специально приехала раньше, — сказала Алтея. — Корди, дорогая. Вот мы и встретились.

Мешки, висевшие у Алтеи под глазами, когда Корд видела мать по телевизору в репортаже о похоронах какого-то актера в Вестминстерском аббатстве, теперь простирались ниже скул. Нижние веки опустились так низко, что из глаз постоянно текло. Руки исхудали настолько, что обручальное кольцо болталось на пальце. Но несмотря на это, Алтея непринужденно отбросила с лица локон все еще блестящих золотисто-каштановых волос и сказала застывшей в удивлении дочери своим дивным голосом:

— Ну что, ты приехала извиниться или накричать на меня?

Корд наклонилась и поцеловала Алтею в мягкую щеку, на ощупь напомнившую ей бумагу.

— Привет, мама. — Она погладила Алтею по волосам. — Как… как ты себя чувствуешь?

— Спасибо, неплохо. Пару дней назад у меня случился припадок, и я упала. — Она подняла длинную шелковую юбку с муаровым узором, покрытую крупным принтом в виде синих и бежевых гортензий, чтобы показать забинтованное колено. — Врачи говорят, что еще один меня убьет и я должна тихо сидеть дома, но я такого не потерплю. Есть варианты умереть и похуже. И лучше уж умереть до того, как захочешь этого.

— Слушайте-ка, Алтея, не говорите так, — остановила ее Лорен с напускной строгостью.

— Благодарю за беспокойство. — Алтея властно подняла брови, и Корд улыбнулась про себя. — Корделия, поставь, пожалуйста, чайник. Я уже побывала в доме. Должна заметить, Лорен, ты проделала великолепную работу.

Корд переступила через порог, настраиваясь на знакомые запахи — аромат сосновых игл, пыли, моря, людей, — но ничего из этого не уловила. Некоторые стены все еще были обшиты деревянными панелями, создававшими в доме уют и тепло, но другие из-за высокой влажности покрыли свежеокрашенным гипсокартоном: бледно-желтым на кухне, бежевым и светло-серым в гостиной. Старые плинтусы и дверные ручки тоже исчезли вместе с сыростью, равно как и большинство фотографий вдоль лестницы — осталось всего четыре или пять штук.

Дом был таким же, как и всегда, но улетучился вес всей той памяти, что давила на него. Восхитившись шторами с репродукциями Дункана Гранта [247] Дункан Грант (1885–1978) — шотландский художник. , Корд наполнила и включила чайник, а потом глубоко вдохнула и закрыла глаза, слушая рев осеннего прибоя. Она распахнула французское окно, подивившись тем, как плавно оно теперь открывается, и вышла на улицу поблагодарить Лорен за все, что та сделала, но на крыльце сидела одна лишь Алтея.

— Они пошли прогуляться по пляжу, — сказала она, постучав кончиками пальцев по покрытому морщинами рту. — Присаживайся.

Корд села рядом. Ее взгляд как магнитом притягивало к загубленному лицу Алтеи, но Корд сдержала себя, зная, что подобного внимания мать боялась больше всего на свете. Корд собиралась расспросить ее о многом, но не знала, с чего начать.

Спустя некоторое время разговор начала сама Алтея:

— Сначала о главном. После моей смерти хозяйкой Боски станешь ты. Это указано в моем завещании, но я расскажу в двух словах, пока еще жива: кроме дома, ты получишь часть денег, вырученных от продажи особняка в Туинекеме — меньше, чем Бен, чтобы компенсировать передачу Боски. Твой отец больше всего хотел, чтобы дом стал твоим, так что мы выполним его волю. Теперь об остальном — о других активах…