Хэрриет Эванс - Дикие цветы

— Так получилось, что я выжил, а она нет. Бомба. Мы жили в Камдене, — добавил он зачем-то. — Когда она вышла, у нее было… у нее не было… — Он оборвал себя.

— Не было чего?

— Мне было двенадцать. Это было давно. Но я до сих пор вижу эту картину так, словно все случилось вчера. Бен, у нее не было лица с одной стороны, просто не было… И не было рук, не было плеч. Я видел ее кости, ее… ее кости, расколотые, как бы… О… О… Очень белые. Острые. Торчащие сквозь ткань… ткань ее платья. Меня чуть не вывернуло. Я не переставал думать: разве это не глупо? Она так ненавидела беспорядок, и вот… — Он посмотрел вниз. — Они вытаскивали ее, а я смотрел, и они сказали, что я счастливчик . — Он улыбнулся сыну. — Счастливчик, представляешь? Самолет моего отца сбили за несколько месяцев до этого, и вот здесь, на земле, в двух метрах от меня, лежала моя мать, и единственным, по чему мы могли опознать ее, было обручальное кольцо, а они продолжали твердить мне, что я счастливчик. Я даже не смог вспомнить, были ли у отца усы, когда я последний раз его видел. Не смог. — Он прикурил новую сигарету, захлебнувшись кашлем.

Бен взял его за руку.

— Мне очень жаль, пап.

— Ну, видишь ли. В этот момент в игру вступил Боски. Меня отослали жить с тетей Диной, и, ох, она была чудесной. Это длилось несколько лет, я души в ней не чаял, а потом она исчезла.

— Что с ней случилось?

— Я правда не знаю. — Его отец оттолкнулся от стены. — Давай не будем говорить об этом, не сегодня. Ты подготовил речь?

— Ну, в общих чертах. — Бен колебался, потирая руки, чтобы немного согреться в прохладе осеннего утра. — Я хочу показать ее Корд, и хотел спросить тебя о ней, папа, — сказал он, поддавшись импульсу. — Тебе не кажется, что она стала… тихой?

— Что ты имеешь в виду?

— Она какая-то отстраненная. Похудела и выглядит грустной.

— Ушел младенческий жирок, разве это плохо? Она прекрасна.

— Да, но она кажется такой грустной. Ты так не думаешь?

Отец покачал головой.

— Нет.

— В самом деле? Не думаешь, что она скучает по Хэмишу?

— Она не ты с Мадс, Бен, дорогой. Она не хочет любви. Я думаю, она наслаждается своим теперешним положением. — Тони бросил камень в реку, и несколько секунд они оба наблюдали, как на серебристой воде расходятся и исчезают круги. — Те слова насчет облачиться в костюм и сбежать от самого себя… Видишь ли, это высшая форма реальности, в которой нет ничего вне сцены — своего рода управляемый сон, и ты полностью в него веришь. — Он прервался. — Не бери в голову.

— Нет, — сказал Бен. — Нет, папа, продолжай. Управляемый сон-ты имеешь в виду, что ты по-настоящему становишься собой, только когда находишься на сцене?

— Я так полагаю. Думаю, с ней происходит примерно то же самое.

— Но, мне кажется, она не очень счастлива.

— Да, да. — Отец, казалось, принимал это как факт — без сожаления. — Боюсь, что так оно и есть.

— Мы такие разные, — сказал Бен. — Я никогда не понимал этого, но это так.

— Да. Вы такие. Больше, чем вы думаете.

Сердце Бена забилось сильнее.

— Я знаю, — сказал он.

Тони оценивающе вгляделся в Бена.

— Знаешь? — сказал он, говоря словно сам с собой.

Внезапно тишина изменилась, словно расстояние между ними наэлектризовалось. Бен прокашлялся, — его захлестнули переживания, накрыло адреналином.

— Я знаю, — сказал он и накрыл своей ладонью руку отца. — Знаю, пап. И знал это много лет.

— Как долго?

— Долгие годы, пап.

А как ты думаешь, почему я убежал той ночью? И почему ты даже не спросил меня об этом?

Бен потер обрубок пальца. Он вспомнил, как Корд, увидев его в больнице, взяла его за руку с черными швами, стягивающими края разорванной кожи, и поцеловала его ладонь. «Я так рада, что ты не умер», — сказала она три раза подряд, ее мягкая щека терлась об его пальцы, а огромные серые глаза, устремленные на него, дрожали от слез. — «Я так рада, Бенни. Кстати, я съела все твои леденцы, я не хотела, но боялась, что они станут липкими, и если ты умрешь, то не захочешь их».

— Как ты узнал?

— Не важно, папа. Это было так давно.

— Разве ты не хочешь знать?…

— Нет, — сказал Бен. — Как ты сам только что сказал, давай не будем говорить об этом, не сегодня.

Тони начал:

— Бен, дорогой, послушай… — Он посмотрел на реку, сверкающую на утреннем солнце. — Я знаю, что облажался. Я всегда хотел лучшего для тебя и продолжал думать, что знаю, как это сделать, пока в один прекрасный момент не понял…

Бен сглотнул, продолжая поглаживать обрубок, и положил другую, «хорошую» руку на колено Тони.