Хэрриет Эванс - Дикие цветы

— Что мы будем делать теперь, когда спектакли закончились? — подумал он вслух. Ему вдруг стало ужасно тяжело, будто его придавило огромным валуном уныния.

— Может, покатаемся завтра на велосипедах? — сказала Джулия. — Или можем сплавать на остров Браунси. Я все равно туда собиралась; там есть старый форт, который я хочу нарисовать и показать преподавателю живописи. Она говорила, что нам нужно рисовать памятники архитектуры на тот случай, если их разбомбят. Заодно устроим пикник и поплаваем, хочешь?

Это было сказано с таким безыскусным энтузиазмом, что он только улыбнулся и ответил:

— С удовольствием. Спасибо.

— А Йена мы не возьмем, правильно? Он все равно собирает вещи для школы.

— Не надо о школе, — сказал Тони, чувствуя, как возвращается тошнота. — Я не хочу туда ехать.

— Хорошо, тогда вообще не будем поднимать эту тему и просто хорошо проведем день. Захвати с собой хлеба, если сможешь, у меня есть рыбный паштет и куча слив и клубники. Ну, пока, — сказала она почти весело, словно они собирали полевые цветы или что-то в этом роде, и убежала в ночь.

Энт пошел за ней по дороге, подняв лицо к небу и ощущая на коже прохладный ветерок. Ночь стояла темная и безлунная, но он успешно преодолел и извилистый путь к дому, и ступеньки крыльца — он уже привык ходить в темноте, хотя раньше и боялся ее. Войдя в дом со стороны дороги, Энт обнаружил свою тетю — она смотрела на крыльцо через открытую дверь. Руки ее лежали на бедрах, и она слегка согнулась, словно хотела наклониться вперед, но не смогла.

— Привет, тетя Дина.

Она не слышала, как он вошел, и только сейчас медленно повернулась к нему, хотя он по-прежнему не видел ее лица.

— Дорогой Энт… да, конечно. Как все прошло?

— Просто замечательно. Преподобный Гоудж сказал, что мне нужно задуматься… Вы в порядке, тетя Дина?

Посмотрев на нее, он первый раз в жизни понял, что означает выражение «бледный, как полотно». Кожа ее была жуткого мертвенно-белого цвета и выглядела так, словно принадлежала старухе. « Я бы не узнал ее, если бы увидел на улице », — подумал он.

— Прости, что мы не пришли, дорогой Энт. Мы были дома, но мне следовало прийти.

— Что случилось?

Он осмотрелся вокруг. Чувство эйфории ослабло, и он впервые заметил, какой беспорядок царил в гостиной. На полу валялись два разбитых вдребезги стакана, погнутые и сломанные очки тети Дины лежали на книге, выглядевшей так, будто ее топтали ногами. Диванные подушки кто-то разбросал, а огромный деревянный радиоприемник повалился набок и прерывисто шипел в пространство. Все коробки были открыты, а их содержимое вывалено на пол.

Дина ничего не говорила. Энт бросился к книге и поднял ее очки.

— Тетя Дина, — сказал он, подав их ей, и увидел капли крови на старых потрепанных диванных подушках.

— Что это такое? — спросил он. — Вы порезались?

Больше всего его пугала ее неподвижность — она застыла, как ледяная скульптура.

— Что произошло? Что вы сделали?

Наконец, она ответила:

— Она обманула меня. Она пыталась заставить меня, но я не поддалась. — Она посмотрела на него. Лицо ее выглядело изможденным и несчастным. — Мы поругались.

— Из-за чего?

— Из-за правды. Я больше не могу. Ты должен простить меня, Энт, я тебе лгала. И я лгала… — Она вытерла нос рукавом, совсем как ребенок. — О многих вещах…

— Вам не за что извиняться, тетя Ди… — Он подошел к ней и сел рядом, обняв ее за худые плечи. Ее бесформенная блузка цвета хаки была покрыта въевшейся грязью. Она всегда спустя рукава относилась к стирке и личной гигиене, но с недавних пор даже он, мальчик-подросток, понимал, что от нее слишком сильно пахнет.

— А где Дафна? — спросил он, морща нос. — Почему бы нам не отметить…

— Она уехала в Лондон. Она… она злится на меня. Я не сделала то, о чем она меня просила. — Ее плечи затряслись. — Она говорила, что это в последний раз, а потом просила снова и снова…

— О чем вы? — Энт прикусил палец и смотрел на Дину, видеть ее такой расстроенной было невыносимо.

— Я… я допустила ошибку. Сыграла вдолгую и проиграла. Пожалуйста, Энт, дорогой… — Она прервалась и прижала дрожащую руку ко рту, пытаясь сдержать всхлипы. — Не надо, не сейчас.

Она оттолкнула его и побежала вниз по лестнице, сотрясая шагами весь дом. Входная дверь захлопнулась от внезапного порыва ветра, и он остался один в кромешной темноте.

В день свадьбы Бен проснулся в пять утра и понял, что заснуть снова не сможет. Он лежал в своей детской спальне, оклеенной обоями в зигзагах пастельных цветов и завешенной истрепавшимися плакатами Дэвида Боуи и Роджера Мура в «Живи и дай умереть» [177] Восьмой фильм «Бондианы». , слушая, как голуби воркуют в парке Марбл-Хилл [178] Парк в Туикенеме. , и вдыхая далекий, но отчетливый запах осенней сырости с реки. Наконец он встал, еще полусонный, и выглянул в маленькое окно. Утро было солнечным, и он вспомнил, что именно в такие осенние дни, как этот, река в полную силу раскрывала свое великолепие.