Леонид Гартунг - Трудная весна

Начало апреля. Поздний городской вечер. Небо над улицей чистое, звездное. В лужах простуженно вздрагивают желтые блики фонарей. Начинает подмораживать.

Варюшка и Пират идут тротуаром. Варюшка — первоклассница, Пират — обыкновенный щенок. Бестолковый, ушастый, с черными пятнами по белой шерсти. Он крутится вокруг девочки, весело забегает вперед и стремительно возвращается, размахивая мокрым хвостом. Ему хочется играть, но Варюшке не до игры — она идет в аптеку.

Холодная скользкая улица течет мимо. Над перекрестком предостерегающе мигает огромный глаз светофора. От него в ручье вспыхивает то красное, то желтое, то зеленое пламя. Все ближе ночь, все темнее фигуры и лица прохожих. Пешком идти долго и трудно. Пират вымок, а у Варюшки в правом сапоге почавкивает вода.

Вот аптека. Высокое каменное крыльцо. Девочка осторожно придерживает дверь, чтобы Пирату не прищемило хвост. В аптеке тепло и сухо. Щенок восторженно носится кругами по просторной комнате, печатает на линолеуме мокрые следы. Внезапно останавливается, поводит носом — таких запахов он еще не встречал. Удивленно озирается, словно собирается спросить: «Куда это мы попали?»

Девочка дует на руки. Пират шумно отряхивается. Уборщица, вытирающая большое запотевшее окно, возмущается:

— Чья собака?

— Тетенька, мы вместе, — отвечает еле слышно Варюшка.

— Не положено, — безжалостно замечает уборщица, — здесь тебе не зверинец.

Она выволакивает испуганного щенка из-под скамьи и выбрасывает за дверь.

— Ишь, наследил, пакостник!

«Пакостник» садится на тротуаре под окном и обиженно поскуливает.

Девочка шепчет ему через стекло:

— Никуда не уходи.

Варюшка достает из зеленой рукавички рецепт, протягивает женщине в больших очках, которая выглядывает из маленького окошечка в стене. Женщина читает рецепт, что-то пишет.

— Подойдешь через час.

В аптеке вдоль стен сидят несколько человек. Они дожидаются своих лекарств. Ждет и Варюшка. Против нее старый мужчина в цигейке устало привалился к спинке скамьи. В коленях у него зажата палка. Нездоровое лицо бледно, веки полуприкрыты. Рабочий в синем комбинезоне, испачканном известью, читает газету. Должно быть, он зашел сюда прямо с работы. Толстая женщина с облезлой чернобуркой на плечах сонно жует конфету. Две румяные, чернобровые девушки, похожие, как сестры-двойняшки, торопливым шепотом читают в затертой тетрадке что-то непонятное:

— Внутреннее ухо, или лабиринт, — важнейший центральный отдел слуха и равновесия…

Обе в фиолетовых пальто, сшитых мешками, в шляпах ведерками.

На линолеуме подсыхают следы собачьих лап. Они уже едва заметны. Без Пирата совсем одиноко. Целый час надо сидеть и ждать.

Старик в цигейке все так же неподвижен, но теперь он совсем закрыл глаза. Кажется, уснул. Рабочий в комбинезоне перевернул газету, читает последнюю страницу. Девушки бубнят, заглядывая в тетрадку:

— В состав глазного яблока входят…

Варюшка замечает, что старик уже не дремлет. Он разглядывает Варюшкины большие сапоги, старенькую телогреечку, клетчатый платок, концы которого обмотаны вокруг шеи. Потом он поднимается и, опираясь на палку, подходит к Варюшке. Ноги у него скрипят, внутри них что-то постукивает. «Деревянные», — догадывается девочка.

Старик садится рядом.

— Хороший пес. Где бы такого купить?

— А мы не купили, нам его подкинули, — вступает в разговор Варюшка.

— Пиратом звать?

— А вы откуда знаете? — настораживается Варюшка.

— А я все знаю, — подмигивает старик. — Даже могу узнать, ходила ты сегодня в школу или нет. Дайка твою ладонь.

Варюшка боязливо протягивает руку. Старик осматривает не ладонь, а пальцы. Заключает:

— Конечно, не была.

Варюшка думает: «Должно быть, фокусник из цирка». Глаза старика близко близко наклоняются к Варюшкиному лицу. Они теплые и черные, как две сливы из компота.

— Почему не была?

— Витька болеет.

— А, это младший братишка-то?

— Угу… У нас я самая старшая.

Она вспоминает Витьку. Он совсем еще маленький. Мама купила его перед самым Новым годом. На него прямо страшно было смотреть — сморщенный, красный, лысый. Жалко, что мама поторопилась и не сумела выбрать хорошего. Папа даже не обрадовался, когда увидел его.