Денис Коваленко - Татуированные макароны

Лифт, к раздражению обоих, спускался долго. Но когда открылись двери, и Никаныч, и Ваня стояли в нерешительности, никак не желая входить первыми, словно от этого, первого, шага зависело все дальнейшее.

Двери закрылись.

— Бог мой, Ваня, как дети малые, честное слово! — весело всплеснул руками Никаныч. — Закрывшись, лифт вывел его из неловкого оцепенения. — Как дети малые, — повторил Никаныч совсем весело. Улыбнулся и Ваня, но улыбнулся так странно, что и не понятно — от радости он улыбнулся или просто ради приличия.

Уверенно Никаныч нажал кнопку вызова. Двери вновь открылись, и теперь, исключительно из вежливости, Никаныч слегка подтолкнул Ваню в кабину лифта.

Сперва Ваня заартачился, плечами брезгливо повел, но тут же, подобно герою, гордо входящему на эшафот, твердо ступил в лифт и твердо решил: «Жребий брошен».

В лифте ехали как два чужих, незнакомых человека. Никаныча это ужасно напрягало, он пытался улыбаться: понимал, что совершает сейчас откровенную глупость. Оттого улыбка его становилась до безобразия заискивающей, тем более, что Ваня демонстративно не замечал его: стоял, гордо держа осанку, и бутылка «Кагора» в его руках более напоминала оружие, чем обычную бутылку вина. На восьмом этаже лифт остановился. Подобно герою, Ваня первым вошел на площадку; следом, сконфуженный до предела, Никаныч. Именно сейчас он больше всего не хотел никакой связи с этим пугающим его мальчиком. «Книги, чай, никакого вина, отвлеченный разговор на отвлеченные темы… и все».

Около двери он мельком взглянул на Ваню — вид его не предвещал ничего хорошего.

«Но таким отпускать его тем более нельзя… чай… и все» — решив так, он открыл дверь и вошел вслед за Ваней в свою квартиру.

Квартира была вполне просторной и в духе времени. Чистота царила идеальная. Стены, оклеенные светло-голубыми обоями, украшали откровенные репродукции Бердслея. Увидев их, Ваня нисколько не удивился, он так и предполагал, что, войдя, увидит нечто подобное. Кухни, в обычном понимании, не было: верхняя часть стены, отделявшей кухню от комнаты, была снесена, нижняя же была переделана в стойку бара, на которой очень живописно стояло с десяток всевозможных по форме и цвету пустых бутылок. Мебели было немного: возле стены большой кожаный диван, у окна, с выходом на лоджию, рабочий стол с компьютером, по центру — круглый стол, несколько стульев в стиле модерн, и неисчислимое количество полок и полочек, очень стильно развешанных по стенам и замечательно гармонировавших с репродукциями Бердслея. Помимо книг, на полочках красовались всевозможные статуэтки, вазочки, шкатулочки, словом, человеку, впервые попавшему в эту квартиру, первые минуты ничего другого не оставалось, как только разглядывать, рассматривать, охать и ахать, приятно удивляясь безупречному вкусу хозяина квартиры. Женщины, так просто умирали от восторга.

Скинув туфли, Ваня демонстративно не замечал всей этой стильности, сразу же уселся на диван и, не отнимая от груди бутылку «Кагора», вопросительно уставился на Никаныча. Вид его, обнимающего, точно святыню, бутылку, был до того вызывающий и… комичный, что Никаныч невольно всплеснул руками и благодушно рассмеялся.

— Ваня, ну что ты держишь ее как… ну, я не знаю, с чем и сравнить. Дай мне ее. — Подойдя, он попытался взять у Вани «Кагор». Делом это оказалось непростым: с ненавистью пожирая взглядом Никаныча, Ваня крепче вцепился в бутылку. — Ну, как знаешь, — уже серьезно произнес Никаныч и, отойдя, сел напротив Вани, оседлав один из стоящих по центру стульев.

— Вы мне обещали книги, — сквозь зубы процедил Ваня, продолжая душить в своих объятиях бутылку.

— Фу-у-ты, ну-ты, — выдохнул Никаныч, поднялся нехотя и подошел к окну.

— Наверное, будет дождь, — произнес он, тяжело вздохнув.

— Ваня, что происходит? — Никаныч не глядел на Ваню. — Что происходит, что я сделал тебе? Из-за чего ты так ненавидишь меня сейчас . Я не знаю, Ваня, не знаю… За что ненавидят меня Быков и ему подобные, это мне понятно, но ты… К чему весь этот фарс, это вино, книги, сны… Я обычный человек, обычный учитель биологии, работающий в обычной школе и живущий, к огромному сожалению, совсем в не обычной стране…

У меня такое чувство, что пришел ты лишь за одним… Я почему-то верю — именно сейчас мне пришла в голову эта мысль — я верю, что ты пришел, чтобы убить меня. Странно, не правда ли… Буквально неделю назад, на улице, на столбе, я прочел объявление; я помню его дословно: