Денис Коваленко - Хавчик фореве...

— Да не трясись ты так, — устало сказал пожилой опер. — Я же говорю, ты нам не нужен, и мы тебя отпустим. — Вдруг тон его изменился, он посмотрел на меня огорченно. — А то, что ты ночью говорил, что квартиру на улице Большая Пионерская ограбил и золото спрятал, это что, неправда?

Удивительно, но в его голосе я не услышал издевки. Я уже хотел пошутить, что били бы больше, и в убийстве Листьева бы признался, не то что в краже… но вовремя осекся, просто сказал:

— Да, это неправда.

— Жаль, — с еще большим огорчением произнес пожилой опер и открыл вторую бутылку пива.

— А то, что ты на вокзалах женщин грабил? — зло встрял опер с чисто выбритой мордой.

Я смолчал.

— Да оставь ты его в покое. — И пожилой протянул ему пиво.

Чисто выбритый пиво взял, но морда его от этого добрее не стала. Видно, я сильно разочаровал его.

Я и теперь не знал, кто она, эта Людмила, откуда у нее деньги. Ничего я не знал, домой я хотел.

Пожилой опер поднялся, потянулся и вышел из кабинета. Опер с чисто выбритой мордой зло смотрел на меня. Вдруг сказал:

— Упал, отжался, быстро.

— У меня легкие больные, — ответил я чуть слышно.

— Куришь?

— Курю.

— Тогда здоровый, отжимайся.

Утупившись в пол, я продолжал сидеть. «Выкуси, харя мордатая», — мысленно произнес я, разглядывая свои туфли. Опер смачно выматерился, подошел ко мне, влепил подзатыльник, вернувшись на место, включил телевизор и больше не обращал на меня внимания.

— Мало ты ему, — сказал проснувшийся опер с усиками. — Таких, как он, нужно медленно пытать. — Он потянулся, поднялся с дивана. — Легкие, говоришь, больные, мы сейчас проверим. — Он взял со стола полиэтиленовый пакет. — Сейчас мы и посмотрим, какие у тебя легкие.

— А!! — заорал я.

— Блядь, вы чего тут! — Дверь распахнулась, пожилой опер нервно посмотрел на нас. — Тут уже люди ходят. Кончай самодеятельность. А ты давай в коридор.

Я вышел в коридор.

— Сиди вот здесь и ни шагу, — указал он мне на кресло. — Понял? ни шагу.

Я кивнул. Он куда-то ушел.

Я просидел так не меньше часа, гоняя по кругу одну лишь мысль — скорее бы отпустили, скорее бы…

Мимо ходили какие-то люди, кого-то искали, что-то спрашивали — все как в обычной конторе. Я не видел этих людей, не слышал их… я боялся, сидел в кресле и боялся: скорее бы отпустили, скорее бы…

В коридоре показался пожилой опер, с ним мужчина лет двадцати шести в дорогом строгом пальто, волосы аккуратно зачесаны назад, тонкие черты лица. Пожилой опер почему-то неестественно льстиво улыбался этому мужчине, даже заискивающе улыбался.

— Парень он хороший, учитель, в школе работает…

— Спасибо, вы уже говорили, — спокойно ответил мужчина и жестом показал, что хотел бы остаться со мной наедине.

— Тогда вы поговорите, а я пойду оформлю документы. — И пожилой опер скрылся в кабинете.

Мужчина начал вежливо и очень спокойно.

— Ты не волнуйся, никто тебя не посадит. Сестра делает иногда подобные глупости — деньги берет у меня без спроса. Она так девушка хорошая, да и ты, я вижу, парень хороший. Просто ты оказался не в то время не в том месте. С кем не бывает. Тебя сейчас отпустят. Сестра отказ напишет, и тебя отпустят. Совет мой тебе: не иди сломя голову с первой, кто поманит, тем более если у нее деньги. Ну ладно, удачи тебе. — Поднявшись, он похлопал меня по плечу. Из соседнего кабинета вылетела Людмила.

— Кирилл! — бросилась она брату на шею. — Увези меня отсюда. — Испуганно взглянув на меня, она быстро отвела взгляд и сказала в сторону: — Тебя отпустят сейчас. Счастливо.

— И они ушли.

Отпустили меня только в восемь вечера. Теперь, написав настоящую правду, я расписался, забрал свои документы и собрался уходить.

— Подожди, — остановил меня опер с жиденькими усиками. — Увижу тебя в этом районе — крепко пожалеешь. Запомни это.

Куда уж там, запомню на всю жизнь. Я вышел из отделения. Что это за район, где я, я понятия не имел.

— Извините, а ближайшее метро какое здесь? — спросил я у прохожего.

— «Девятьсот пятого года», три остановки на троллейбусе, — указал он мне. Вон аж куда меня занесло.

Я запрокинул голову. Акварельное, словно залитое фиолетовыми облаками небо. Будет дождь. Денег не было, у меня выгребли всю мелочь; впрочем, в кабачке деньги смешались, и мои несчастные десятки были вписаны в протокол вместе с Людмилиными тысячами. До метро пришлось идти пешком; хоть проездной вернули — одна радость.

Оказавшись в своей комнате, я разделся, повалился на диван и мгновенно уснул. Какое это было счастье — уснуть на своем диване.