Денис Коваленко - Хавчик фореве...

— Тоже мне проблема. Где моя курточка?

Перегнувшись через спинку дивана, я поднял с пола ее курточку. Людмила взяла ее, запустила руку во внутренний карман и достала… У меня буквально челюсть отвисла, я сглотнул. Пачка в два моих пальца толщиной, перехваченная красной резинкой… только тысячные купюры. Выдернув одну, Людмила протянула ее мне.

— Вот, купи себе пива, а мне… я хочу вина, фруктов и чего-нибудь мясного, лучше рыбки.

Черт возьми, кто она такая, с такими деньгами, а по одежде и не скажешь. Эта нелепая болоньевая курточка… Ничего себе журналистка-художница…

Впрочем, ну ее к лешему с ее курточкой. Деньги есть, а там… короче, хавчик фореве, а все остальное — не-вемайнд. Я решил не заморачивать себе голову. Пусть идет как идет, по крайней мере я сегодня не один.

Я сидел в кресле, Людмила — на диване, пили вино, закусывали виноградом. Мне было спокойно и уютно. До такой степени, что и мыслей не было — кто она, откуда у нее такие деньги. Я пил вино и слушал ее, она говорила много и охотно, но говорила несвязно и все об одном.

— На прошлой неделе была в ресторане. Сидим с подружкой, к нам подходит мальчик лет восемнадцати и говорит: «Это мой ресторан, и ты, — на меня показывает, — будешь сейчас со мной». Я глазки сделала, удивилась так. «Да?» — говорю. А потом его убили, зарезали за то, что меня оскорбил… Я никого не боюсь. Я хочу умереть. Не бойся, — она улыбнулась, — тебя никто не тронет. А вот теперь я тебя хочу.

…К обеду мы были уже достаточно пьяны. Людмила смотрела на меня в упор и, казалось, не видела меня.

— Я хочу умереть, — твердила она как заклинание, — я хочу умереть. Ты думаешь, почему я вот с тобой пью, а? ну, отвечай — почему я с тобой пью!

— Не знаю, — ответил я.

— И я не знаю, — растерянно сказала она и, задумавшись, поджала губы. Вдруг соскочила с дивана. — Поехали! Поехали в ресторан. Поехали! Будем сорить деньгами. Я хочу сорить деньгами! Одевайся. Одевайся же! — Точно одержимая, она не находила себе места, словно что-то припоминая, хваталась за голову, то бросалась к телефону, то кричала: «Где мои трусики?!»

Я все так же сидел в кресле, наблюдал за ней и пил вино. Наконец одевшись, она чуть не силком и меня заставила одеться и выйти из квартиры.

На улице она поймала такси, важно сказала:

— В центр. В «Метрополь».

— Да убери ты ее от меня. — Таксист нервничал, Людмила лезла к нему, признавалась в любви и всеми силами мешала ему вести машину. — Все. — Таксист дал по тормозам. — Я больше не могу. С вас две сотни. Дальше я не поеду и за тысячу. Я не самоубийца!

— А я самоубийца! Ты понял?! Ты понял меня? — я самоубийца!

С большим трудом я заставил Людмилу выйти из машины.

— Я — самоубийца! — кричала она ему вслед. — Я самоубийца. — Она вдруг повисла на мне и заплакала навзрыд.

— Ладно, — успокаивал ее я. — Вон какое-то кафе, пойдем.

В нескольких шагах был вход в небольшой подвальный кабачок. Обняв Людмилу, я проводил ее внутрь.

— Так, Максим, — деловито прошептала она, когда мы сели за столик, — ты мужчина, а я девушка. Я хочу, чтобы ты меня угощал и чтобы ты за меня платил.

— У меня нет денег, ты же знаешь.

— Ничего я не знаю. — Она достала из кармана пачку денег и протянула ее мне — всю.

Я, по правде, ошалел.

— Не придуривайся, бери. Все равно их сегодня пропьем, так какая разница, у кого они будут. Держи ты, наконец.

Я взял деньги, тут же засунул в карман. Не по себе мне было и почему-то страшно. Но это быстро прошло. Появился официант, меню, водка… и меня понесло… Через какой-то час мы напились до беспамятства.

— Официант, музыку! — кричал я.

— Музыку! — кричала Людмила.

В кабачке были только мы и персонал. Все крутилось вокруг нас. Мы плясали, швыряли в официанта деньгами, кричали «Водки нам!», кричали «Мы вас любим!», кричали «Мы покупаем ваше кафе, заверните»… Чего мы только не кричали, не пели. Когда мы плясали, плясали неуклюже, столы валяли, стулья, сами падали, посуду били. Снова деньгами швыряли — и всё в официанта. Охранник снисходительно смотрел на нас, снисходительно улыбался, снисходительно ставил столы и стулья на место, снисходительно приносил водку, которую мы уже не могли пить, закуску, к которой мы не притрагивались…

— Вас ждет такси, вам пора, — склонив голову и не скрывая злой улыбки, произнес официант. Он ненавидел нас. Да, ненавидел, но мы платили. Я швырнул в него деньги — вынул из пачки несколько купюр, смял и швырнул ему в ноги.

— Спасибо, — сказал я, еле ворочая языком. — Нам у вас понравилось. Придем еще. — Я упивался своим положением, положением кутилы. Это было неописуемое ощущение. Я был по-настоящему счастлив. — Пойдем. — Я взял Людмилу за руку.