Денис Коваленко - Хавчик фореве...

Потасовка начиналась снова. Как уж я выкручивал руки из цепких ладоней, принимал невообразимые позы, защищая почки, печень, легкие от тяжелых ударов… Если бы играла музыка — точь-в-точь ритуальный танец многорукого Шивы… Но вместо музыки — задыхающиеся от борьбы и матюгов опера да визгливые до хрипоты мои крики.

— Вот упертый, — говорил пожилой опер. — Ну ладно, я сейчас расскажу тебе правду, как на самом деле все было. А было так. — Он в упор посмотрел на меня. — В кафе вы отмечали удачное дело, но деньги не поделили: может, ты захотел взять большую долю… а теперь, сучонок, ты скажешь точные адреса квартир, которые вы с ней ограбили, и где ты, мразь, прячешь остальные деньги и вещи.

Ну вот, картина прояснилась. Я хотя бы услышал их правду. С адресами квартир пришлось туго, квартиры нужны были в районе Павелецкого вокзала, а я там ни одной улицы не знал. С вещами проще: я подробно описал им телевизор, стоявший в моей комнате, телефон, диван…

— Даже диван?! — не веря, переспросил опер с чисто выбритой мордой.

— Еще картины. — Я вспомнил, что у меня в комнате висят две моих картины, студенческие этюды, которые мне нравились. Они были небольшого размера, и я их взял с собой в Москву.

— Чьи картины? — оживившись, спросил опер с жиденькими усиками. — Автор?

Я чуял: скажи им, что автор — я, убьют же. Наверняка решат, что издеваюсь.

— Мои картины, я автор.

— Издеваешься?!

Чутье не подвело, меня избили.

В камере мне стало на все наплевать, главное — не бьют. Я написал явку с повинной, за это мне обещали всего три года. Что ж, неплохо за одну веселую ночку с безумной девушкой и бестолковую пьянку в кабаке. Интересно ощущать себя в роли гастролера, приехавшего в столицу на дело, да еще и с подельницей. Адреса они подсказали, хоть буду теперь знать, что есть такая улица Большая Пионерская. Именно теперь я понял (раньше понять этого не мог, хоть убейте, не мог), почему, зачем пойманный вор наговаривает на себя черт знает что! Кстати, пришлось еще одну правду написать. Причем с этой правдой мне было проще. С невольной улыбкой я вспомнил довольное лицо чисто выбритого опера, жадно наблюдавшего, как я чистосердечно раскаиваюсь в том, что подстерегал на вокзалах Москвы богатых женщин, затем грабил их, и так в течение двух лет. По крайней мере, Курский и Павелецкий вокзалы я мог описать — слава богу, я бывал там. Мне даже предложили закурить, когда я вдохновенно плел о том, как с утра приходил на вокзал и высматривал свои жертвы. Так получилось, что высматривал я их на платформах, и почти всегда — Павелецкого вокзала. Знакомая платформа, я хорошо ее описывал. Время я всегда выбирал или девять утра, или половину десятого вечера — время прибытия и отправления липецкого поезда. Почему-то я грабил исключительно женщин, ехавших на этом поезде. Что-то родное в них было… Самому смешно, но оперу мой рассказ понравился. Он быстро конспектировал его, стараясь выведать фамилии женщин. На фамилии я не скупился. Мне больше нравились фамилии с окончанием «-ая» — они были благозвучны и приятны для моего слуха. Утром я сидел в знакомом кабинете. Пожилой опер расслаблялся пивом; опер с жиденькими усиками спал, лежа на диване, опер с чисто выбритой мордой устало сидел на стуле и от скуки подкидывал и ловил спичечный коробок. Кабинет уже не казался таким страшным, но от побоев и дикого похмелья меня трясло.

— Ты не нужен нам, — вдруг нарушил тишину пожилой опер. — Денег ты у нее не крал. Люда твоя протрезвела и теперь все отрицает. В школу, где ты работал, мы звонили. Чего уволился-то?

— Платят мало.

— Ну-ну, — кивнул опер. — Мне интересно другое…

В кабинет вошел высокий мужчина в форме полковника милиции.

— Ну что, Савельич, как дела? — спросил он у пожилого опера.

— Да все мимо, отрицает она все. — И мне: — Нам интересно другое — откуда у нее такие деньги. Ведь ты пойми, — совсем по-отечески продолжил он, — ведь мы тебя отпустим — окажется, пропивали вы с ней чужие деньги, а те, у кого она взяла эти деньги, они разбираться не будут, и найдут тебя к вечеру где-нибудь возле Яузы, — далась им эта Яуза, — так что скажи нам честно, это тебе же лучше. Откуда у нее деньги?

— Я не знаю.

— За яйца его подвесить, признается, — вдруг сказал полковник и, выходя из кабинета, добавил: — Кончай ты с этим делом быстрее, веди его в соседнюю комнату, и пусть он там про деньги расскажет.

— Я действительно не знаю! — сказал я, чуть со стула не свалившись; меня трясло, как чокнутого.