Леонид Гартунг - Завтра ты войдешь в класс

Кончалось письмо вопросом: «Может быть, вы посоветуете, как нам избавиться от папы?»

Сколько надо передумать и пережить, чтобы дойти до такого жестокого, недетского вопроса. Конечно, письмо это не осталось без последствий. Я показал его работникам гороно, и они немедля приняли меры. Семье оказали материальную помощь. Дети получили бесплатное питание в столовой и теплую одежду на зиму.

А отец? С ним дело оказалось сложнее. Мать заступилась за него, стала уверять, что он больше не пьет. Можно понять ее — несчастной женщине во что бы то ни стало хочется сохранить семью.

Пусть даже действительно отец теперь не пьет. Но что за детство было у его шестерых детей? Сможет ли последующая здоровая жизнь залечить те моральные травмы, которые нанес им отец в детстве? В состоянии ли дети снова полюбить отца? Удастся ли выпрямить их души, в которые глубоко въелись страх, озлобленность, презрение?

И еще: пусть в этой семье стало лучше, но ведь во многих подобных семьях положение остается прежним. Значит, много еще работы и учителям, и милиции, и тем производственным коллективам, где работают пьяницы.

Возраст 14–17 лет — это время, когда все хочется попробовать, все испытать. А дурной пример отца не всегда внушает отвращение. Иногда он вызывает желание подражать. Сначала пробуют несколько капель, оставшихся на дне бутылки, затем больше и больше. Так случается, что еще в школьные годы некоторые дети начинают употреблять спиртное. Врачи правильно указывают, что даже незначительные дозы алкоголя губительно действуют не только на телесные, но и на духовные силы подростка. Знаем об этом и мы, учителя.

Есть у нас в школе книга Почета, куда занесены имена лучших выпускников. Приятно сознавать, что наши усилия не пропали даром, что мы направили молодых людей по правильному пути. Однако есть и другой, короткий, но горький перечень знакомых имен, который мы храним в душе, как наш позор. В нем значатся фамилии наших воспитанников, которые осуждены на разные сроки лишения свободы. Что же оторвало их от общества, толкнуло на путь преступления? Ответ, как правило, один и тот же — водка.

Не обязательно, конечно, дети, отец которых пьет, тоже становятся пьяницами. Такой закономерности нет. Я знаю, например, семью, где отец напивался до потери сознания, а дети его, мальчик и девочка, мои ученики, прекрасные ребятишки — отлично учатся, хорошо воспитаны, всегда чистенькие, во всем аккуратные. В этом случае, видно, пересилило здоровое влияние школы, матери, всего строя нашей жизни. Но я не верю, что пьянство отца никак на них не отразилось. Не могло не отразиться. Где-то глубоко в душе у них обязательно прячутся горькие мысли, стыд за отца, обида за мать… Нет, ничто для детской души не проходит бесследно. На всю жизнь остаются у человека шрамы и рубцы несчастливого детства.

И когда на сельской улице навстречу мне попадается какой-нибудь подвыпивший отец и, поймав меня за полу пиджака, ни с того ни сего бормочет: «Вы меня извините…», я думаю: «Что тебе мое извинение? Вопрос в другом — извинят ли тебя твои дети? Простят ли они тебя за то, что ты крадешь у них детство? Неужели обманчивая короткая радость, которую приносит алкоголь, дороже, чем уважение и любовь ребенка?»

Я представляю себе, как такой отец является домой, виноватый и жалкий или, напротив, воинственный и довольный собой, а на него смотрят детские глаза сына или дочери, смотрят с затаенной обидой и отворачиваются: «Папа опять пьяный». И нередко случается, что дети не прощают. На всю жизнь сохраняют они отчуждение, неприязнь к отцу.

…Давно была та ночь, но она не стерлась в памяти учительницы. Может быть, потому, что история эта имела свое продолжение…

Ночь была темная, осенняя. Утомленная работой, деревня рано погасила огни. Только из двух или трех окон сочился желтый свет. Учительница сидела за столом, перед ней лежали книги и тетради — ей, как всегда, не хватило дня.

Хлопнула калитка. Послышались шаги на крыльце, затем стук в дверь, торопливый, тревожный. Учительница откинула крючок и увидела на пороге женщину. Лицо в крови, на руках — мальчонка лет двух. За подол ее цеплялись две девчушки. Женщина, еле сдерживая рыдания, заговорила:

— Лидия Николаевна… Мужик мой… Да как же это терпеть?

— Пьяный?

— А когда он трезвый-то бывает?

Учительница сделала для этой женщины, что могла. Ее с сынишкой уложила на свою кровать, девочкам постелила на русской печи, себе — на стульях. Ночь почти не спали. Женщина долго рассказывала о своей жизни.