Не знаю, может, это питерская погодка, с дождичками да туманами, заставляла меня частенько вспоминать дедушку Хаджекыза… Закрою глаза в метро или забудусь на лекции, и вот уже видится: рядком сидим на застеленной мешками широкой доске в самом передке брички — дедушка всегда садился так близко, что мог достать до лошади кнутовищем — просто положить его на круп или по нему слегка поскрести, а больше он кнутом никак и не пользовался… Сам он, правда, говорил, что это не так, что однажды-таки ему пришлось пустить в дело кнут, но это было сразу после войны, когда объездчик Нурбий, человек, о жестокости которого в ауле ходили легенды, плетью выбил глаз своей кобыле…
— Что случилось? — будто бы спросил Нурбия дедушка, вечером на конном дворе, когда увидел сплошное месиво на месте глаза у лошади.
— Эта дура не хотела идти! — крикнул, соскочив на землю, еще не остывший Нурбий.
— Она не хотела скакать за ребятишками, чтобы ты отобрал у них кошелки с колосками? — спросил дедушка.
— Не твое дело, Хаджекыз!
— Да, это дело не мое, — согласился дедушка. — Но год назад твоя кобыла заступилась за меня — она укусила за плечо бригадира, который хотел было поднять на меня руку!..
— Давай, давай!.. Как русские говорят: плети, Емеля!.. Плети, Хаджекыз!
— Теперь моя очередь заступиться за нее, — сказал дедушка. — Проси у гнедой прощения!.. Так и скажи: прости меня, гнедая, прости!
— Ты что, с ума сошел?!
Но дедушка уже ударил его по ногам кнутом и бил, не давая объездчику убежать, до тех пор, пока тот не крикнул: «Прости меня, гнедая!.. Прости, будь ты проклята!»
— Будь ты проклята — этого не надо говорить, — попросил дедушка и снова ударил — рассказывали, что это цыгане, когда он еще очень давно дружил с ними, научили его хорошо держать кнут.
— Прости, гнедая!
— Она прощает тебя! — сказал дедушка. — Иди!.. Но больше не подходи к ней, понял?.. Попроси себе другую лошадь — не такую добрую, как эта!
Как ясно я все это представлял, когда лежал в общежитии на своей койке за шкафом и ничего не видящими глазами глядел в потолок…
Этим обычно заканчивались грустные мои размышления о Суанде: когда уже сердце, казалось, готово было лопнуть от горя и боли, тут и начинал потихоньку звучать голос дедушки Хаджекыза, начинала постукивать его бричка…
Рядком сидим за застланной мешками широкой доске в самом передке, где теплый запах лошадей и дегтя на конской сбруе мешается с холодноватым запахом пыли, которую кони поднимают копытами…
Начинает накрапывать мелкий дождичек, и дедушка слегка привстает сам, потом начинает шутливо подталкивать меня в плечо — чтобы я привстал тоже и он бы вытащил из-под меня концы обоих мешков.
Один он протягивает мне:
— Делай себе башлык!
Почему-то я стеснялся надевать себе на голову капюшон из тяжелого мешка, от которого пахло то немытой овечьей шерстью, то источенными мышами кочерыжками от кукурузных початков. Всякий раз медлил, и дедушка видел это и пускался на хитрость.
— Вот! — говорил он, протягивая мне свой мешок. — Твой башлык уже готов, а мой — еще нет, э?..
И я быстренько заканчивал сворачивать второй треугольник: как же не стараться для дедушки?
— Ничего-ничего! — начинал он, когда мы снова сидели рядышком уже в «башлыках». — Нарты [9] Мифические богатыри, по преданию, предки некоторых кавказских народов.
ведь тоже, когда их заставал в пути дождь или холодный ветер, надевали такие башлыки — и ничего!.. Никогда не надо стыдиться бедности, Сэт!.. Надо стыдиться богатства, которое нажито не тем путем, на который указывает Аллах. А бедности никогда не стыдись — пусть она не мешает тебе высоко держать голову…
— Как нарты?
— Да, как нарты.
— Но неужели у них не было настоящих башлыков?
— Почему?.. У них были очень хорошие башлыки, очень!.. Остальной дунэй [10] Мир, белый свет.
таких и не видел, какие были у нартов. Но потом они износились в труде… истрепались в походах. А так как нарты всегда были заняты и никогда не бездельничали, им некогда было заниматься своей одеждой… Разве дело в том, как ты одет, верно? — и дедушка указывал на грудь. — Важно, что у тебя — вот здесь, э?..
Так как беседовали мы уже в сотый, а может, в тысячный раз, я его об этом не спрашивал — говорил сам:
— У нартов тоже бывали всякие времена!
И дедушка охотно подтверждал:
— Истинно так, Сэт!.. Истинно так. То, что имеет начало, имеет середину и имеет конец. У него есть подъем, есть также вершина и есть спуск… И потом снова бывает начало и снова начинается подъем. Да — у всех бывают всякие времена. Главное, как ты переживаешь их. Как ты их перетерпишь…
Читать дальше