— Я не знаю, кто такой Ленин, и не знаю, кто такой Буденный, но я хорошо знаю этого бездельника Бадыноко, — якобы говорил дедушка. — И если они — его кунаки, то надо от всех них держаться подальше!
Однажды на джегу в честь начала пахоты он высмеял сторожа сельского совета — не только известного, но даже знаменитого, пожалуй, лентяя — его знали не только в нашем ауле, но и по всей Адыгее, по всей Большой Кабарде, а, может, даже и в Малой. Дедушка говорил в своей песне, что теперь, после революции лентяй этот попал на то место, о котором всю жизнь мечтал: делать целыми днями ничего не надо, спи себе, зато с большою ложкой — ты первый, очередь занять уже успел, еще бы: ты ведь и ночуешь не дома, а тут — в сельсовете…
Сторож был и в самом деле такой бездельник, что, может, поленился бы к дедушке приехать, но его подбил председатель… Он и держал дедушку сзади за локти, а сторож все пугал дедушку револьвером, пока он наконец не рассердился и снова не запел эту свою песню, из-за которой все и началось.
Те двое поменялись местами: теперь сторож держал дедушку, а председатель бил его по зубам до тех пор, пока дедушка половину из них не выплюнул.
Когда и где это было видано, чтобы так поступали с джегуако — с народным певцом?..
Дедушке пришлось уйти в горы, и он пристал там к табунщикам, которые хотели переждать, чем внизу дело кончится, но как переждешь?..
Однажды дедушка сидел у костра, когда появился небольшой конный отряд красных. Они окружили дедушку, главный из них спросил:
— Тут недавно проезжали всадники… ты их видел?
— Глаза пока есть! — сказал дедушка.
— По какой тропе они поскакали? — спросил главный. — Быстро. Говори, не то получишь пулю!
— Только будь справедливым — в правую ногу, — попросил дедушка. — В левой пуля у меня уже есть!
— Отвечай, о чем тебя спрашивают! — закричал главный. — Куда поскакали эти сволочи?
— Они поскакали вон по той тропе! — показал рукой дедушка. — Говорю это с чистым сердцем, потому что вам никогда их не догнать…
— Ну, это мы еще посмотрим!
Главный ударил лошадь, они понеслись…
А через неделю они снова остановились у костра, слезли с лошадей, и главный уже с интересом спросил:
— Почему, скажи, ты решил, что они уйдут?
— А ты заметил, как я концом кнута ломал катяхи из-под твоего коня? — спросил дедушка. — Вот так же я ломал катяхи, когда тут на минуту остановились те, за кем вы гнались… И я видел, что они кормят коней овсом, а вы больше кормите плеткой… Но едешь не на плетке, а на коне. Если он ел овес.
— Собирайся — поедешь с нами! — сказал главный. — Пока идет мировая революция, ты будешь ломать катяхи под красными лошадьми, на которых товарищ Троцкий посадил красных пролетариев… Ты будешь ломать катяхи и выводить на чистую воду обозников, которые меняют овес на самогон. А когда мировая революция с победой закончится, тогда ты пойдешь учиться в коммунистическую академию и станешь самым большим ученым по катяхам!
— Я не хочу быть большим ученым по катяхам! — сказал дедушка. — Я хочу быть маленьким табунщиком!
Но они не стали его слушать. Они забрали с собой дедушку, а вместе с ним забрали и весь громадный табун — якобы для того, чтобы дедушка без него не скучал.
Может быть, дедушка Хаджекыз и в самом деле стал бы потом большим ученым, но этот красный отряд вскоре разбили. Часть его, однако, ушла и увела самых лучших коней из табуна.
— Мы хотим догнать эту сволочь, отобрать коней и вернуть их тебе! — сказал дедушке теперь уже белый офицер. — Надеюсь, ты понимаешь, что должен помочь нам — кто лучше тебя знает эти места!
Но всякий раз, когда они настигали красных, потом выяснялось, что это не те красные , за табуном приходилось гнаться снова и снова, и дедушка решил, что добром это не кончится, тем более, что насчет академии по катяхам белые ничего ему не обещали…
И однажды ночью, когда все спали, он стал растреноживать лошадей и связывать в длинную цепочку: уздечка — к хвосту, уздечка — к хвосту… Он говорит, что это очень простая работа и можно очень быстро связать хоть две, хоть три сотни — были бы подходящие ремешки, а у него они как раз были.
И по козьей тропе он увел в горы, конечно, меньше коней, чем было в том табуне, за которым они гонялись, но все-таки достаточно, чтобы раздать их потом и по нескольким красным коммунам, и каждому из нашей родни — по лошадке, за что всех Мазлоковых потом, дедушка говорит, чуть не раскулачили — хорошо, что к этому времени кто-то научил его четко выговаривать по-русски два волшебных слова: красный партизан .
Читать дальше