Юнус Чуяко - Сказание о Железном Волке

Юнус Гарунович ЧУЯКО родился 27 июля 1940 года в ауле Гатлукай Теучежского района. В 1958 году поступил в Адыгейское педагогическое училище. После окончания училища работал воспитателем детского дома, а затем учителем в школе. С 1963 по 1966 год служил в рядах Советской Армии. Затем работал слесарем на предприятии, секретарем комсомольской организации ГПТУ № 17. Окончил Ростовский государственный университет, отделение журналистики.

С 1970 года работал собственным корреспондентом в областной газете «Социалистическэ Адыгей», старшим корреспондентом отдела партийной жизни, зав. отделом культуры и быта той же газеты, главным редактором литературно-художественного альманаха «Дружба»…

Печатается с 1961 года. Вышли на адыгейском языке: в коллективном сборнике «Мелодия далеких гор» — цикл рассказов, повесть «Чужая боль», романы «Возвращение всадников», «Кинжал танцора», «Красный дом» и др.

Его рассказы опубликованы на русском языке в журнале «Смена», альманахе «Истоки», газете «Литературная Россия». Отдельные рассказы переведены на языки народов СССР. Ю. Г. Чуяко — участник VII Всесоюзного совещания молодых писателей.

Я переводил роман Юнуса Чуяко о Кавказской войне, работа подходила к концу, но нам с ним не хватало этой поездки — на то самое место, где в 1861 году, летом, император Александр II встречался с абадзехскими старшинами, с адыгским воинством.

За станицей Новосвободной — называлась она раньше Царская — когда переехали через обмелевший к осени Фарс, дорога пошла все в гору и в гору, и вскорости, преодолев долгий и пологий тягун, мы оказались на просторной равнине — ее хорошо было видать даже из машины. А какою она открылась, когда вылезли и хорошенько огляделись!

Широкое и длинное плоскогорье слегка — вроде бы только для того, чтобы видны были его контуры — приподнималось над местностью, а дальше, за окружавшими его со всех сторон низинами, снова возвышались покатые холмы, кое-где крытые кустарником, либо меченые купами серых, сбросивших лист деревьев, уходили все вдаль и вдаль, но было ясное ощущение, что за голубой дымкой над ними должна возвышаться цепочка снеговых гор с острыми ледяными пиками… Видны они были в тот день?

Императору со свитой? Черкесским джигитам?

«Тут стоял его бюст, — сказал Юнус, когда мы остановились в нескольких шагах от пролома, бывшего когда-то входом в часовню. — Когда я приезжал сюда лет пятнадцать назад, ни стволов от пушек, ни цепей между ними — ничего этого, конечно, уже не было, не было головы, но плечи с эполетами, грудь еще оставались на постаменте — т-такая бронза, еще и тогда сверкала. Теперь снесли… варвары!»

Внутри развалин рос занесенный когда-то птицами шиповник, краснели одинокие плоды на высоком и тонком кизиловом деревце…

Через пролом в противоположной стене вышли к неубранному полю: высокие, один к одному, давно сухие подсолнухи стояли с опущенными к земле крупными шляпками, и вид у них был такой, словно перед этим кто-то их в чем-то укорил, и в общем смущении все они дружно понурили головы.

«Варвар этот Александр! — вдруг громко сказал Юнус, и голос у него дрогнул. — Т-такой народ погубить… разметать по белому свету! Тут как раз они и собирались тогда, где сейчас подсолнухи. На этом месте!»

Он тоже абадзех, Юнус… Так и стоит тут до сих пор?

Среди них. Уже невидимых.

Или ту кровавую жатву и, в самом деле, можно было предотвратить?

Ведь стоило им сказать только слово, всего лишь единственное слово… Но народ так и не смог его вымолвить: да.

Народ ли?

Или, как и теперь, громко говорит кто-то один, а расплачиваться по-прежнему приходится всем.

«Мы не можем обойтись без Черного моря. И я предлагаю вам дать согласие на прокладку через ваши земли трех дорог к Черному морю: к Анапе, Новороссийску и Туапсе. Казна моя выплатит за это вознаграждение тем аулам, которым придется переселиться с территории, отведенной под эти дороги.