Юнус Чуяко - Сказание о Железном Волке

— За это вас и держали в лагере?

— А за что ж им было меня держать? — сказал Осман веселее прежнего… Ох, не нравилось мне это его веселье!

Мне послышалось, что раздался хруст, когда я трудно сглотнул. Осман согнулся над палкой и плечи его мелко затряслись… Не выдержал-таки, убийца!.. Заплакал.

А я уже хотел крикнуть дедушку Хаджекыза — не подушкой же мне в него бросить!

Вот он откуда и в самом деле, этот вид старого стервятника!

— Дальше! — потребовал я, слегка успокаиваясь, и сам услышал в своем голосе интонации неподкупного судьи. — Давай дальше, Челестэн!

Может, надо было добавить: гражданин ?

Осман приподнял голову, стал утирать слезы на глазах — глаза его смеялись, в них светилась такая радость, какой я никогда не видал не только у него — может быть, не видал вообще… Что же это за чудовище столько лет живет тут рядом — в нашем ауле!

— Сел в кабинку, — снова начал старик. — Завел машину и тронулся… Подъехал к дому Хан, затормозил и полез в кузов. Выбрал мальчика… хороший такой был мальчик, ей!.. Посадил его сюда, на левую руку, а правой постучал к ней в дверь… Она приоткрыла — так, знаешь, я даже носок сапога не мог просунуть — спрашивает: «В чем дело?..» Я говорю: «Пусть ты меня не любишь — что делать?.. Но ребенка от меня хочешь?..»

— Ты так сказал?!

— А как я должен был сказать?.. Хочешь? Ребенка! Она говорит: «Дурак!..» А я ей: «Да ты сперва посмотри на него, а потом решай — хочешь или не хочешь?..» Она выглянула и прямо-таки рванулась навстречу: «Давай», — говорит!.. «Ей, нет! — говорю. — Ты сперва скажи: хочешь?..» — «Хочу!» — она чуть не кричит. «Тогда — на!» Отдал ей мальчика и вернулся к машине. Взял двух девочек — они были рядом… Пришел, говорю ей: «Хан!.. А девочек хочешь?..» — «Хочу!» И она заплакала, Хан!

— Заплакала?

— И знаешь… знаешь. Стыдно признаваться… Какой из меня джигит?.. Я тоже заплакал!.. Да, и вот знаешь: несу еще одного — и плачу. Опять несу — опять плачу… В лагере потом один чудак мне сказал: от нервов плакал!

— И вы носили их…

Мне показалось, в голосе у Османа послышалась тоска:

— А куда б я их дел?.. Носил и носил!.. Она сперва храбрилась: «Хочешь еще?..» — «Хочу!..» — «Хочешь?» — «Хочу!..» А потом уже: «Куда мне их столько?..» А я ей говорю: «Ей!.. У тебя что, родни нет?.. Или у тебя нет знакомых добрых людей?.. Или мы вообще не адыгейцы?..»

— И она всех взяла?!

— Взяла всех.

— И куда… куда они потом?

— Кого тут же ночью родня забрала — моя родня и ее… Кого отдали в другой аул… А двух я отвозил ой далеко!.. Хан попросила — разве мог я ей тогда отказать?.. У нее была тетя, которой Аллах не давал детей — я повез… Еле вернулся к утру, знаешь!..

Меня все подмывало спросить — спросил наконец:

— А автомат, Осман… автомат?

— Да! — вспомнил он. — Когда я носил детей из машины, сосед Хан за нами стал подглядывать… Вредный был старик, пусть простит меня Аллах, — очень вредный! Если тебе интересно, что там у соседей — выходи помочь, разве не так?.. А он приоткроет занавеску, а как я увижу — раз вот так! И задернет… Я взял тогда и дал очередь в окно…

— Из автомата?

— Не из лопаты же, ей!.. Ха-роший был автомат!

— А сосед?

— Что сосед?.. Перестал выглядывать — пошел штаны замывать…

— И ничего потом… никому?

— Молчал, как рыба!.. Наши пришли…

— Наши? — переспросил я быстро.

Осман удивился:

— А чьи?.. Конечно, наши… Пришли, а он и тут молчит. Меня забрали — молчит. А потом говорит Хан: «Пойдешь ко мне в любовницы — выручу Османа…» Но Хан ты уже знаешь…

— А что Хан?

— Она же дурочка была. Комсомолка.

— Ну, и что, что?..

— «Предатель!» — говорит ему. И все. И я отбухал от звонка до звонка.

— А остальные, кому вы отдали детей?.. Сколько их было?

— Пятьдесят шесть их было…

— Пятьдесят шесть? — удивился я.

— Я же тебе говорю, сколько было возни: мы с Хан еле управились… Молодые были, ей!.. Не то что теперь…

— Так почему же никто из тех, кому вы раздали этих детей, не заступился за вас?

— А зачем? — спросил старик, спокойно так спросил.

— Как это — зачем?.. К-как?!

— А ты подумай хорошенько — и все поймешь…

— Да что тут думать?.. Человека несправедливо осудили…

— А ты подумай, подумай!..

— Да тут и думать нечего!

— Это сперва кажется — нечего, — сказал Осман. — И я так сперва думал, когда меня на Север привезли… А потом, знаешь!.. Так интересно мне стало: обо всем этом думать! Я только этим и занимался: думал… Ну, кроме того, конечно, что лес пилил: мне ведь повезло, ей!