О чем это он?.. Что-то знает? О тех, о ком не знаю я: кто меня ударил?.. Столкнули меня или я упал сам?
О чем он?
Глаза его слегка попригасли:
— Ты видел мою Хан?.. Старуху мою.
Я попробовал скрыть удивление:
— Видел, да… Когда приходил. Вообще — видел…
— Знаешь, какая она красавица была? Перед войной. Я ее погубил. И себя. Бывает так? Я ее погубил. Она — меня. Так бывает?
— Н-ну…
— Зато вместе мы…
Осман вдруг уронил голову и надолго задумался.
— Да, Осман? — потихоньку напомнил я о себе.
Старик молчал.
Я уже стал потихоньку ворочаться: может, кровать скрипнет? Или позвать дедушку Хаджекыза?.. О чем-либо его попросить?
— Пожалуй, расскажу тебе! — вскинулся вдруг Осман… Осман?! Он ли это? В чистых его глазах стояли детские слезы.
— Она красавица была, да… Но ведь и я… Как бывает: мне самому казалось, что я тоже — парень не промах. Но вот что: я это понимаю, а она — нет!.. Ну, хоть тресни, вот какое дело: я понимаю, а она — нет и нет!.. Вот что бы ты придумал, скажи?
— Н-не знаю! — сказал я вполне чистосердечно.
— Самому казалось, что хоть и тюремщик, но богатырь. Когда фрицы разбомбили тюрьму… я куда побежал — в военкомат! Но в армию меня не взяли… Арестант! Как ты ей докажешь? А очень просто: я пришел к немцам и сказал…
— К немцам?..
— Ну, а куда ж еще?.. Если своим не нужен!.. Пришел и сказал, — старик оставил палку в коленях, а пальцы обеих рук ткнул себе в грудь. — Полицай!.. Я буду — полицай!.. Я хочу. Новый порядок — я, я, я!.. Понимаешь?..
— Как вам сказать…
— А так и говори: не понимаю!.. Думаешь, я сам понимал?.. Валлахи! Понимал один! Тот, кто над нами .
— А, да, — неопределенно сказал я.
Но старик как бы даже одобрил:
— Я ведь был куда старше тебя. Да, мне было сорок, но я сам только потом все понял!.. Спасибо лагерям…
— Спасибо?!
— А как же? — удивился Осман. — Как и за все, что было в моей жизни!.. Но это уже потом — лагеря.
— Когда вернулись наши?
— Ну, конечно, — это все потом!.. А сперва главное: они мне дали автомат. Немцы… Хороший автомат. Я сразу почувствовал себя настоящим джигитом… И я пришел к Хан и говорю: теперь ты полюбишь меня? А она говорит: предателя ?
— Так и сказала?
Старик опять чему-то улыбался:
— Так и сказала, у-у!.. Она была тогда!..
Слов он так и не нашел, но руку, сжатую в кулак, приподнимал медленно и приподнял высоко — конечно же, я все понял.
— Мне как раз сорок стукнуло — раньше считалось, самое время жениться… Пришел к ней в немецкой форме — очень шла мне, ты знаешь!
Он так просто это сказал, что я невольно переспросил:
— Шла?
Старик так чистосердечно вздохнул:
— Оч-чень! Пришел и говорю: теперь ты меня полюбишь, Хан?
Чему он все время радовался, Осман?
Он словно вглядывался в прошлое, и тогда застывал от радостного какого-то, вовсе непонятного мне теперь удивления… Скажет — и молчит. И только улыбается от какого-то словно полузабытого счастья…
— Ну, а она?
— Хан?
— Да! Хан — что она?
— Да что? — весело сказал старик. — Она же дурочка была. Комсомолка!
И опять удалился в свое прошлое — ну, как вышел в другую комнату.
— Дурочка была?
— Ну, да!
— И что говорит?
— Кто?
Может, он издевается надо мной, Осман?
— Вот вы пришли к ней в немецкой форме… Хан увидела вас. И что сказала?
— Да что?.. «Предатель ты», сказала!.. И не только Хан!.. Многие это говорили, а еще больше это думали: не успел выйти из тюрьмы и тут же к немцам!.. Но я, ты знаешь, не унывал… Сидел по глупости — мало ли людей только потому и сидят… Зато теперь хороший автомат у меня был!
— Пригодился?
— Автомат-то?.. Ну, еще бы!.. И вот, слушай, как он мне пригодился. Слушай! Однажды в наш аул приехала большая крытая машина… очень большая!.. И с ней несколько мотоциклов с колясками… Позвали меня и назначили эту машину охранять, а сами зашли в комендатуру, достали шнапс, закуску… А я сразу понял, ты знаешь!.. Я еще звуков не услышал, а уже знал: в машине — дети!
— Дети?
— Какие они были маленькие, ей!.. Какие больные и какие усталые… Я потом таких беспомощных птичек видел на Севере!.. И только я успел это понять, как из комендатуры вышел офицер. По-русски он плохо говорил, а я плохо тогда понимал, но я все сообразил…. Он спросил меня: «Ты настоящий джигит?..» И я расправил плечи: «А разве не видать?..» — «Видать, сказал он, видать, я это сразу раскусил. А машину ты умеешь водить?» — «Чуть-чуть умею». — «А умеешь стрелять?..» — «Ну, еще бы!» — «А лопаткой копать?..»— «Да я с лопаткой в руках родился!..» — «Аферэм! — сказал он. — Карашо! Тогда так: отвезешь этих маленьких евреев. Выкопаешь яму. На краю постреляешь всех и закопаешь. Ты понял?..» — «Понял», — говорю. «Выполняй, джигит!»
Читать дальше