Коллектив авторов - Ковчег Лит. Том 2

— Наш сломанный телефон работал с перебоями и всего однажды, а потом он взорвался. С тех пор мы никому не звонили, и нам никто не звонил. Все необходимое общение мы получали в семье. Если нам был кто-то нужен, мы просто выходили на крыльцо и громко кричали, а не пялились в экран.

Вивисекция Павловна потянулась к сахарнице.

— Да-да! И зачем молодым эти социальные сети? — Она положила в чашку кусочек сахара и, размешав как следует (абсолютно беззвучно и, возможно, безрезультатно), заговорила снова: — Вот вы говорите — семья, крыльцо. Счастливая! У нас не было даже крыльца! Мы жили в сарае, все шесть человек, и не жаловались. А тут — комнату свою им подавай!

Бригантина Ильинична нахмурилась. Мыслительный процесс шел крайне медленно. Она подождала с минуту, а затем не выдержала и протянула руку к цветку на шляпке. Покрутила его несколько раз, настраиваясь на нужные частоты, и, резко приосанившись, схватила чашку и блюдечко.

— В сарае? Дорогая, да это роскошь! — Она поднесла чашку ко рту и резко опустила обратно на блюдечко, даже не отпивая. — Мы жили в овраге, видите ли, и крыльцом называли обрыв над ним. Зимой, конечно, бывало тяжеловато, но нас было десятеро, если не считать слепую мышь Агафью, поэтому мы справлялись. Нет, мы не просто справлялись! Мы любили нашу жизнь!

Вивисекция Павловна задумалась. Бригантина Ильинична внимательно следила за мелькающими в ее глазах мыслями.

— Сарай однажды смыло наводнением, — медленно начала Вивисекция Павловна, додумав свою мысль, — поэтому мы жили в болоте, под дырявым листом лопуха. Зимой болото замерзало, и мы замерзали насмерть, но на наших обледенелых лицах всегда были улыбки. Все потому, что это была настоящая жизнь, не то что сейчас!

Бригантина Ильинична с энтузиазмом закивала.

— Да, да! Не то что сейчас. Вот в наше время!..

Ее прервал пожилой месье из-за столика напротив.

— Милые дамы! — сказал он с отчаянием в голосе. — Какое же у вас было хорошее детство! Мы вот жили в оплавленной автопокрышке на ядерном полигоне. Рядом с нами постоянно что-то взрывалось, и покрышка плавилась все сильнее и сильнее, — он сделал глубокий вдох и продолжил: — В какой-то момент она расплавилась совсем, и нам пришлось жить в резиновой кляксе, но, боже, как мы любили эту кляксу! А потом нас обнаружили военные и велели убираться — мол, уровень радиации здесь слишком высок для жизни. Глупости какие-то, — тут он посмотрел на небо и, углядев что-то, положил на столик фиолетовую купюру.

— Извините, кажется, за мной приехали, — сказал он и, поправив щупальцем сползающие очки, исчез в столбе яркого света.

Бригантина Ильинична и Вивисекция Павловна еще долго сидели в кафе, но уже не разговаривали. Неожиданную тишину парижского вечера нарушало только возмущенное звяканье ложечек о стенки фарфоровых чашечек.

Кукольник Питер был вполне доволен своей жизнью. Его не волновало даже постоянное одиночество, хотя иногда ему и хотелось поговорить и посоветоваться с кем-нибудь, кроме жуткого чучела попугая (советчики из жутких чучел традиционно не очень хорошие — до добра их советы почти никогда не доводят, зато часто доводят до сердечного приступа). Питер до сих пор избегал взгляда черных глазок-бусинок, особенно в темноте, хотя должен бы уже привыкнуть — чучело было частью его жизни довольно долгое время. К самому чучелу, конечно, Кукольник давно притерпелся, поэтому даже не думал о том, чтобы избавиться от чудовищной птицы. К тому же, попугай был последим созданием его матери, Таксидермистки.

Начиная работу, она уже была не в себе, что не могло не повлиять на получившееся чучело: взгляд жуткого попугая следовал за всяким, кто оказывался в гостиной, с неприкрытым гастрономическим интересом (Кукольник подозревал, что чучело играло не последнюю роль в том, что у него не было друзей. Сложно пить чай и поддерживать светскую беседу, чувствуя на себе враждебный взгляд попугая). Однако при всей своей жути и странности попугай оставался творением Таксидермистки, чем-то, во что она вкладывала свою любовь. Кукольник любил свою мать, а его мать любила свои чучела.

Питер не знал, стал бы он Кукольником, если бы не мать. Все началось одним солнечным весенним днем, когда маленький Питер подошел к матери с вопросом.

— Почему у меня нет друзей, мама? — спросил маленький Питер.

— Не знаю, — бросила Таксидермистка, не отрываясь от работы. — Но если тебя это так волнует, сделай что-нибудь. Все зависит от тебя, — и она продолжила вставлять проволоку в крыло будущего гордого орла.