Коллектив авторов - Ковчег Лит. Том 2

Я осел, защемило в груди, придвинулся к маме, обнял за плечи. Спросил, можем ли мы закопать камень в горшке, — ма зарыдала с новой силой. Я согласился.

— Короче, нам нужно выйти за четыре часа до полуночи, то есть в восемь, и закопать камень прямо под твоим окном, мантры я беру на себя, а тебе нужно будет перед сном попробовать ощутить энергетическое поле камня и как бы закупорить его, чтобы посторонние силы не проникли. Место под окошком хорошее, там теть Люба клумбу разбила — почва рыхлая, быстро управимся.

Ближе к вечеру во дворе всегда собирались ребята. Надеюсь, мы закончим до их прихода — я и так уважением не пользовался.

Я выглядывал каждые полчаса в окно, ребята пришли около семи, было без пяти восемь — они не расходились. Мама, мамочка, давай подождем, давай в другой раз, мне потом всю жизнь будут припоминать, мама, надо мной и так смеются, у меня камни заряженные в рюкзаке нашли, кидали друг другу, я как собачка бегал, отнимал, знал, ты расстроишься, если потеряю.

Спрашивал, можно ли позже или потом как-нибудь, ма начинала плакать, как только заходила об этом речь. Я смирился.

Ребята на улице пили энергетики и курили одну сигарету на всех, затушили, как только ма вышла из подъезда. Я вышел следом, послышались смешки и перешептывания.

Мы копали руками землю, ма говорила «онг намо гурудэв намо», я поглядывал на ребят — они заливались.

Очень зол на нее, перестал подыгрывать, постоянно спорю и огрызаюсь. Она ведет себя еще более странно, запирается в комнате, болтает по телефону, обвешивается всеми кристаллами, что есть, начала убираться, купила кучу благовоний — у меня голова трещит от этого запаха. Я думал, она совсем поехала, но все оказалось куда более прозаично:

— Алло, Леня, котеночек, слушай, помнишь Василия Нацентова, к которому я пару месяцев назад на тренинги ходила? Так вот, он сегодня вечером к нам в гости зайдет. Я знаю, для тебя это травмирующая информация, но понимаешь, твоя мать — молодая женщина, у нее может быть личная жизнь… Хотя ладно, не телефонный разговор это. Так я что звонила-то: я забегалась, ничего не успеваю — котеночек, сможешь сходить в магазин купить к вечеру на стол? Возьмешь — сколько нужно будет, купишь, что сам захочешь, и сдачу себе оставь!

Ма сделала выжидающую паузу, надеясь, что ее предложение достаточно заманчивое. Я хотел уже было демонстративно сбросить, но у меня в голове созрел план получше:

— Конечно, мамуль, а можно мне будет еще телевизор до вашего прихода посмотреть?

— Ой, глупенький, еще спрашиваешь! Короче, там в тумбочке в моей комнате, ну, на которой жаба стоит, в верхнем ящичке, в конвертике под книжкой денюжки лежат — сходишь не в ближайший продуктовый, а в «Перекресток», который по дороге к школе, хорошо, зайка? Возьмешь тирольский пирог, побольше всяких овощей и фруктов, лучше экзотических, ты на цену не смотри даже, ну и салатиков на развес — сам выбери, каких. Себе купи, что захочешь, но не борзей, кошелек у мамы не резиновый!

Я думал уточнить границу, до которой мне нельзя «борзеть», но она уже сбросила. По дороге в магазин вспомнил о разрешении посмотреть телевизор — пришлось снова набрать:

— Ну, Лень, ну вроде взрослый человек, ты чего мне трезвонишь?

— Ма, я на секунду, где пульт?

— А! Ой! Он на стеллаже, на второй полке за книгами, давай, целую!

Я вернулся из магазина довольный собой: купил свеклу, черный хлеб и соленые огурцы. Разложил все на столе, включил «Спас», икон дома не было, но около метро раздавали календарики с Сергием Радонежским — повесил напротив двери. До папиного ухода я ходил в православную школу и, как ни старался, молитвы забыть не смог — вот они и пригодились.

Телевизор сделал потише, ждал. Прокручивал сцену сегодняшнего вечера много раз, не заметил, как прошло время. Услышал мамин смех еще с лестничной клетки, и до того, как ключ заскрипел в двери, в полный голос начал: «Богоро́дице Де́во, ра́дуйся, благода́тная Мари́е, Госпо́дь с Тобо́ю, Благослове́нна Ты в жена́х…» Мамин смех замолк уже в прихожей.

— Матушка, а у нас уже и ко столу подано, ты мне утречком сказать забыла, свеколку-то нужно отваривать или нет, я вот не стал!

Я вышел в коридор, принял у Василия Нацентова пальто. Ма смотрела очень холодно и молчала, я не видел ее такой уже несколько лет, стало совестно, но я продолжил. Мы пошли к столу, я прочитал молитву перед вкушением пищи. Ма легонько дрожала и смотрела на меня. Не плакала. Рот у нее был строгий и сухой, вокруг губ морщины.