Леонид Финкель - Всё лучшее в жизни либо незаконно, либо аморально, либо ведёт к ожирению (сборник)

В жизнеописании «С ярмарки» автор вспомнит:

«Юноше и девушке никогда в голову не приходило признаться друг другу в своих чувствах или задуматься над судьбой своего собственного романа. Понятие «роман» было, видимо, слишком шаблонно, слово «любовь» – слишком банально для выражения тех чувств, которые возникли и расцвели между этими двумя юными существами. Их взаимная привязанность была настолько естественна, что казалось понятной сама собой. Не придет же в голову брату объясняться в любви своей сестре, посторонние люди гораздо больше говорили о романе молодых людей, чем они сами. Уж очень они были юны, наивны и счастливы! На их небе не появлялось ни облачка. Никто им не мешал, и они оставались беспечными. За три года знакомства они ни разу не подумали о возможности разлуки. И все же настал день, когда им пришлось расстаться …»

Старый Лоев нервничал: Шолома призывают в армию. И он, Лоев, должен добиться, чтобы учителя вычеркнули из призывных списков.

И тут началась целая одиссея. Надо было найти своё место в жизни. Шолом ездил по городам, приходилось бывать и в тех, где не разрешалось жить евреям. И вот дорога привела его в прославленный Киев-град. « Туда он стремился, туда и попал. К чему, собственно, он стремился и чего искал, трудно сказать определенно, потому что он и сам точно не знал, чего жаждет его душа. Он тянулся к большому городу, как ребенок тянется к луне. В большом городе есть большие люди. Это светлые звезды, которые с высокого безбрежного неба озаряют землю своим сиянием… Великие просветители, знаменитые писатели, одаренные Богом поэты… » Он прятался, когда солдаты и жандармы нападали посреди ночи на еврейские заезжие дома. Замерзал на чердаке. Не раз и не два наведывался – за протекцией – к киевскому казенному раввину.

А потом и сам стал казенным раввином в Лубнах. Ничего не имел против этой должности. Но товарищи говорили, что такому человеку, как казенный раввин, руки нельзя подавать. « Это лицемер, ханжа, блюдолиз у богачей и чиновников правительства …»

И он дал себе слово, что таким не станет. Он будет не таким раввином, как все. Человек – это то, кем он хочет быть.

Но еще раньше произошло ужасное. Лоев, кажется, понял, что Голдэ может стать женой этого молодого еврея. Конечно, молодой еврей, не очень, правда, красивый, но рогов у него же нет, но и золота тоже нет.

Разразилась трагедия.

…День был красивый, с избытком света и солнца. Шолом проснулся, и вдруг откуда-то выплыл конверт с деньгами. И никакой записки с объяснениями. Ему даже не сказали: «Уходи! Ты уволен». Ему вообще ничего не сказали.

Но он не уйдёт без нее.

Голдэ.

Ольга.

Он будет любить, творить, петь и умирать много раз, и всё – ради нее.

Ему казалось: они плачут вместе, щека к щеке. И не слышат шепота того небесного ангела, который пытается разглядеть из лунного горизонта крошечную Софиевку:

– Я что-то там вижу. Все сложится. Все будет хорошо… В конце концов, Лубны – хорошее место, чтоб быть влюбленным и создать семью.

Но где Голдэ?..

Он уже пробовал силы в журналистике. Крошечные газетные заметки. Житейские истории. Очень смешные. Благодаря хорошему слогу и богатой фантазии был на хорошем счету.

И солнце сияло. И вишня цвела. И птички чирикали и щебетали по-прежнему.

В такой-то день на Крещатике он вдруг встретил Ольгу. И светло стало в его доме.

« О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! Глаза твои как два голубя, волосы подобны козочкам, спускающимся с горы, зубки – белоснежные ягнята, вышедшие из реки, один к одному, словно одна мать их родила. Алая лента – уста твои, и речь твоя слаще меда».

Почему, глядя на Ольгу, невольно вспоминал он « Песнь Песней»? Почему, когда он читал «Песнь Песней», на ум ему приходила Ольга?

«Я чувствую себя странно легким, мне кажется, у меня выросли крылья: вот я поднимусь ввысь и полечу».

Все как-то быстро разрешилось.

Он рассказал, что каждый день писал ей письма.

Она поведала, что к отцу приходил его друг, местный почтмейстер. Он-то и перехватывал все письма Шолома. Отец читал, горестно вздыхал и прятал их в секретный ящик своего стола. Ольга ни одного письма возлюбленного не получила.

И тут же пришло решение: тайно, не дожидаясь согласия отца и его благословения, пожениться. Отыскали раввина. А потом для верности брак зарегистрировали в городской управе.

Летом 1883 года они стали супругами Рабинович: Голдэ (Ольга) и Шолом (Соломон).