Тадеуш Бреза - Валтасаров пир. Лабиринт

Из этого разговора Анджей понял только, что пришел не вовремя. Поэтому, войдя в комнату, сказал секретарше:

— Кажется, сегодня не имеет смысла ждать? Лучше я завтра зайду.

— А что передать пану директору?

— Скажите, что заходил его племянник, Анджей Уриашевич. И что я буду у него завтра.

Наступило неловкое молчание. Женщины поняли, что он все слышал. Первой нашлась секретарша:

— Директор с минуты на минуту должен вернуться.

Анджей машинально глянул на часы, словно не зная, на что решиться.

— Пройдите, пожалуйста, в кабинет.

Любезностью она хотела сгладить неприятное впечатление и, покончив с этим, поскорей вернуться к работе.

— В таком случае, — решил наконец Анджей, — я, пожалуй, немного подожду.

Он закрыл за собой дверь с толстой обивкой, прошелся по комнате, рассеянным взглядом скользнул по висевшей на стене карте, усеянной разноцветными большими и маленькими кружочками, остановился перед ней и стал читать пояснения, относящиеся к развитию химической промышленности на ближайшие три года. Сейчас это его нисколько не интересовало. Наконец облюбовал себе кресло: подальше от стола, в уголке. Сел в него и погрузился в свои мысли. Из задумчивости его вывел громкий голос дяди:

— Вот видите, коллега, а вы уже поставили крест на этом деле.

Говоря это, Уриашевич потирал руки. Приземистый, лысый мужчина, к которому он обращался, говорил в свое оправдание:

— Так ведь Америка нам отказала!

— Не только нам! И чехам, и Украине, и Белоруссии, и Венгрии тоже!

— Но согласитесь, что в этих условиях надо было похоронить мечту о производстве отечественного пенициллина.

— А я вам все время повторял: ничего в планах не меняйте, продолжайте строительство, потому что та часть оборудования, которую ЮНРРА хотела сначала предоставить нам бесплатно, а потом даже продать отказалась, найдется в конце концов.

— Но, логически рассуждая, где? Америка пускает и ход все средства, чтобы не давать лицензий на поставки нам.

— И тем не менее выход из безвыходного положения нашелся.

Возвращаясь с совещания, они обсуждали его результаты, — Конрад Уриашевич их предвидел, а для его собеседника они оказались полной неожиданностью. Из торопливого, отрывочного обмена мнениями Анджей прежде всего заключил, что совещание секретное.

— Простите, дядя, — сказал он, чтобы привлечь к себе внимание, — я к вам.

Дядя, который за минуту перед тем плотно прикрыл за собой дверь, прежде чем приступить к дискуссии, хотя ему явно не терпелось поскорей высказаться, оторопел от неожиданности при виде Анджея.

— Это уже переходит всякие границы! — Он повернулся спиной к племяннику и пожаловался: — Даже в собственном кабинете нельзя спокойно поговорить. Терпеть не могу, когда ко мне на службу являются с визитами!

— Я по делу.

Когда они остались вдвоем, Уриашевич сухо сказал:

— Итак, какое дело тебя привело ко мне? Я слушаю. — Но стоило Анджею произнести фамилию Кензеля, перебил: — Оставь ты Кензеля в покое! Его нет в живых! Мне это известно из достоверных источников!

Анджей стал приводить доводы, которые, на его взгляд, говорили о противном. Извлечь из тайника картину Левартов мог только тот, кому доподлинно было известно, где она спрятана. Потом рассказ инспекторши Климонтовой, жившей в одном с тетками флигеле, — о рабочем, который, по его словам, приезжал демонтировать фабрику с «высоким и худым» директором. Упомянул, наконец, случаи, когда свидетельства очевидцев чьей-либо смерти впоследствии не подтверждались.

— В войну и оккупацию наверняка погибло гораздо больше, чем мы предполагаем, — продолжал он, — но, с другой стороны, среди числившихся погибшими кое-кто и уцелел.

Начатый Анджеем разговор привел Уриашевича в еще большее раздражение, но постепенно он успокоился, не перебивал его, не отзывался ни единым словом, а когда Анджей кончил, даже некоторое время молчал, тупо уставясь на угол стола своим единственным глазом.

— Все это пустые фантазии! — заявил он наконец и нервным движением поправил черную повязку, прикрывавшую выбитый в лагере глаз. — Хочешь, дам тебе дельный совет? Устраивайся-ка на работу! Или прекрати всякие поиски и, не откладывая, возвращайся туда, откуда приехал, если это входило в твои планы.

— Но, дядя, я вовсе…

— Что, разве это не входило в твои планы? И ты хочешь меня в этом убедить? Не трудись, сделай одолжение. Верю тебе на слово. Тем более что это интересует меня не больше, чем заботы и надежды самих Левартов. А теперь, извини меня, я должен работать.