Тадеуш Бреза - Валтасаров пир. Лабиринт

— Прекрасный портрет! — прошептала Ванда. — Какое счастье, что он уцелел!

— Жаль, что самого епископа нет в живых, — ответила монашенка. — Слишком рано ушел он от нас!

Затем, как наказывала настоятельница, осведомилась о здоровье пани Уриашевич и помогла Ванде развязать рюкзак. Пустые банки и мешочки были заменены полными.

— Настоятельница посылает вам тут всякую всячину. Она каждый раз говорит: пока в Польше существует костел, сестра давнего пастыря нашего не должна голодать.

Приношения наполнили рюкзак до половины.

— А вот тут большая редкость — рис! Это для немногих только, тех, кто нам особенно дорог.

— В последний раз вы насчет белья говорили…

Но белья опять не было. И лекарств тоже.

— Лекарств вообще не обещаю, — сказала на прощанье монашка. — А за бельем зайдите в следующий четверг, найдем что-нибудь, — повторила она, как обычно.

На нижней площадке Ванда остановилась, заглянула в мешочек с рисом.

— И правда рис! — обрадовалась она, пересыпая в руке крупные, гладкие, точно из матового стекла, зерна. — Наверно, китайский, настоящий!

Во дворе она замешкалась, делая вид, будто поправляет лямки у рюкзака. На этот раз в окошко выглянул капеллан викария и крикнул:

— Его преосвященство желает знать, как здоровье вашей уважаемой матушки?

В прошлый четверг викарий такого желания не выразил и в позапрошлый тоже, но она не могла поручиться, сидел ли он тогда за столом у окна, следя, как обычно, за всеми проходящими.

Ванда попросила поблагодарить викария за внимание и успокоенная вышла на улицу.

— А я-то боялась, что слишком часто прихожу сюда.

И вздохнула с облегчением.

В американской Полонии Ванду принял директор, которого она не знала. Представительство занимало апартаменты в «Бристоле». Директор, седой полный мужчина, недавно приехавший в Польшу, предложил Ванде сесть в кресло, а сам с трубкой во рту расположился за столом и окутался клубами табачного дыма.

— Да, да! — перебил он, поняв, кто она, и сразу переходя к делу. — Я получил письмо из курии. Чем я могу помочь сестре светлой памяти епископа Крупоцкого?

Ванда изложила свою просьбу. Советом сестры она пренебрегла.

— Гм! — задумался директор. — Это большой расход! — Он выдвинул ящик стола, вынул какую-то бумажку и, все еще колеблясь, протянул Ванде. — Вот тут в соответствующих графах напишите, пожалуйста, о чем вы просите, для кого, по какой причине, поставьте дату, сообщите биографические сведения и так далее. И распишитесь.

Он пробежал глазами заполненный Вандой бланк.

— Вы для матери просите?

— Для матери.

— Значит, вы — дочь? Ваш заработок? Профессия?

— Я ухаживаю за матерью.

— А до войны?

Ванда, поколебавшись, ответила:

— Жила у брата.

Директор вышел в соседнюю комнату и немного погодя вернулся с кислой миной.

— Небольшое недоразумение, — сообщил он. — Сестра епископа уже получала у нас искусственные зубы.

— Это для меня! — Ванда покраснела до корней волос и приоткрыла рот. — Мама уступила их мне, но сейчас…

Видя, что он не слушает, она замолчала. Директор взял письмо из курии по делу Уриашевич и, сдвинув брови, еще раз внимательно просмотрел его. Потом махнул рукой.

— Ну ладно!

Он придвинул к себе бланк, написал направление в зубоврачебный кабинет, который финансировало представительство, подписал, приложил печать и вручил Ванде. Но когда она уходила, лишь кивнул небрежно седой головой, не вставая, и заслонился клубом дыма.

С неприятным чувством покинула она гостиницу и побрела домой. Но всего через несколько шагов остановилась как вкопанная перед афишной тумбой. На ярко-малиновой, свежей, влажной еще афише бросилась ей в глаза фамилия Уриашевич! Лидия Тарнова извещала, что в ее школе преподает Иоанна Дюрсен-Уриашевич, знаменитая исполнительница роли Жанны д’Арк в получившем всемирную известность балете Ральфа Кавальканти. Закусив губы и молча негодуя, Ванда медленно, осторожно, чтобы не порвать, стала сдирать афишу.

— Вы что делаете?

Она обернулась. Сзади стоял милиционер. Дрожа от страха и унижения, что оправдываться приходится именно таким образом, Ванда заговорила:

— Эта женщина, — она показала на афишу, — моя сестра. — Я хочу отнести афишу старушке матери.

Он взял у нее афишу. Внимательно посмотрел, прочел и рассудил так:

— В этой школе и надо было попросить, вам бы дали. А не срывать то, что наклеено не для вас одной. Как это можно!