Тадеуш Бреза - Валтасаров пир. Лабиринт

— В школе я была! — солгала Ванда. — У них нет!

И вынув из сумочки паспорт, протянула милиционеру: пусть убедится, что фамилия у нее та же. В конце концов он отпустил ее и даже афишу отдал. Она показала ее дома, уже не стараясь сдерживаться.

— Вот, смотри! — негодовала она, разворачивая под носом у сестры свою добычу. — Опять взялась за свое!

Этот инцидент окончательно вывел ее из равновесия.

— Прочла? — повысила она голос. — Теперь маме прочти!

И, не дожидаясь, пока Тося кончит, вырвала лист у нее из рук, скомкала и швырнула в плиту.

— Не надо! Что вы делаете! — раздался стонущий голос матери.

Но было поздно, афиша вспыхнула и сгорела. У матери на глазах занялась она огнем и мигом обратилась в пепел.

Сестры подбежали к постели матери, опустились на колени.

— Ты плачешь? — вскричали они испуганно.

Но глаза у старухи, все в красных прожилках, были сухи.

Хаза после непривычно сытного обеда растянулся на тахте и, положив ноги на служившую изголовьем тумбочку, стал вслух размышлять о неожиданном открытии Анджея после разговора с Климонтовой.

— Ну что ж, вполне возможно, — рассудил он. — Сейчас сплошь да рядом в живых оказываются те, кого уже считали мертвецами. Смотайся-ка ты лучше к дяде, он все тебе расскажет.

Анджей по приезде навестил дядю. Тот принял его любезно, угостил чаем, но в гости заходить не приглашал. Анджей обратил внимание Хазы на это обстоятельство.

— А какая тут связь? — пожал плечами Хаза. — Ты же не в гости идешь, а по делу. Может, он просто не любит, когда у него время напрасно отнимают.

— В таком случае придется раскрыть перед ним карты. — Анджей был в нерешительности. — Невозможно ведь свести разговор только к особе Кензеля.

— На твоем месте я был бы с ним откровенен.

— Но не настолько, чтобы в мои планы насчет заграницы его посвящать.

— Это само собой. — Хаза закряхтел: он объелся. Глазки его слипались. — Сбегай к дяде, и все сразу станет на место, — сказал он в заключение. — А я малость вздремну.

План Хазы удался только наполовину. Поспать, правда, он поспал: Анджей послушался и сразу же ушел, но через час вернулся ни с чем, так как не застал дядю дома. И на другой день с утра отправился к нему на службу. Не хотелось откладывать, раз уж он решил последовать совету Хазы.

Дядя работал в «Польхиме» — большом государственном экспортно-импортном объединении, которое было создано главным образом для обслуживания национализированной химической промышленности, но иногда имело дело и с довоенными предпринимателями, используя их прочные деловые связи. На вопрос Анджея, можно ли видеть Уриашевича, секретарша ответила, что он на совещании.

— Подождите! — бросила она коротко.

Непонятно, то ли это приказ, то ли предложение. Впрочем, ей было не до него. Едва вставив в машинку чистый лист, она уже печатала где-то внизу, потом ловким взмахом перевернула страничку — раз, два, и письмо готово. Вынимая его, она одновременно отдала распоряжение курьеру:

— Срочно отнесите на подпись к генеральному директору и сразу же возвращайтесь обратно — будет еще письмо.

Когда и третье письмо было готово, секретарша на минутку остановилась, чтобы перевести дух, и бросила взгляд на Анджея. А он словно прирос к полу, ошеломленный всем этим и растерянный.

— Ждите в коридоре! — распорядилась она.

В дверях он столкнулся с другой служащей. До его слуха донесся короткий диалог.

— Ты чего такая загнанная? Уриашевич твой тоже уезжает?

— Нет. — Он узнал по голосу секретаршу. — Генеральный директор один летит.

— В Швецию только или еще куда-нибудь?

— Нет, только в Швецию.

— Тоже неплохо! Я просто с ума схожу, как подумаю, что такой вот тип летает себе туда-сюда целый год, а ты, как пришитая, на месте сидишь.

— А я схожу с ума, как подумаю, что он уедет и вся корреспонденция останется неподписанной.

И снова пальцы застучали по клавишам. Затем послышался треск энергично повернутого валика. Еще одно письмо готово.

— Был бы наш директор хоть немного на Уриашевича похож, — сказала секретарша со вздохом. — Этот никогда с работы не уйдет, пока всего не сделает, всех писем не прочтет, посетителей не примет. Тогда и не было бы такой спешки. А тот, едва часы начнут бить три, сразу в дверь и с третьим ударом уже в машине сидит. Отъезд, не отъезд — ему все нипочем.

— А по мне уж лучше он, чем Уриашевич этот. Придет всегда, наклонится вот так и зырк, зырк одним своим глазом змеиным по столу. Тьфу!