Тадеуш Бреза - Валтасаров пир. Лабиринт

— А кто эта женщина? — спросил Анджей. — Ты меня заинтриговала.

Красивые глаза Иоанны загорелись.

— Красавица, молодая, очень способная и характер отвратительный, — все необходимое, чтобы тебе понравиться. Начинающая балерина. — И как бы между прочим Иоанна ядовито заметила: — Надеюсь, ты не испытываешь такого же отвращения к балету, как твои родственники? — В глазах ее вспыхнули злые огоньки. Потом она вернулась к разговору о балерине: — К тому же, хотя тебя это вряд ли может растрогать, ты ведь как-никак Уриашевич, она меня считает своим идеалом. Приходи сюда сегодня к пяти. Я ее приведу.

— В пять не могу. Может, вечером? — предложил он.

Вечером не могла она.

— Отговорись как-нибудь, — рассердилась Иоанна. — Куда это тебе вдруг приспичило?

Он сказал, что к тетушкам. Помолчав, она промолвила совсем тихо:

— Только не говори им, что я хочу тебя познакомить с балериной. Сердиться будут.

Анджей пообещал, что не скажет. И чтобы успокоить ее, брякнул:

— Я думаю, о тебе речь вообще не зайдет.

Иоанна помрачнела.

— Это верно!

Они снова стали обсуждать ее предложение. Но на ближайшие дни о встрече так и не удалось договориться. Как-то ничего не получалось.

Было еще совсем светло, когда в пять часов Анджей подошел к дворницкой, где жила бабушка. Звонить не пришлось: тетя Тося поджидала его и, увидев в окно, выбежала во двор.

— Тебе придется минутку подождать, пока Ванда оденет ее. Только помни, больше, чем полчаса, не сиди. Надо щадить ее сердце.

Она взяла его за обе руки, заглянула ласково в глаза, желая выразить ему сочувствие и как бы призывая покориться судьбе.

— Что же делать, мой мальчик! — философски сказала она со вздохом о тщете человеческих усилий и надежд. — «Пир» да «Пир», а «Пира»-то и нет!

— Прошу! — торжественно пригласила их в комнату старшая сестра.

Но перед дверью снова пришлось остановиться. Старуха вдруг потребовала, чтобы задернули занавески. Тогда Ванда совершенно машинально хотела было зажечь свет, но мать решительно запротестовала.

— Не надо! Ни к чему ему видеть, как я опухла и что глаза у меня красные, как у кролика. Пусть постепенно привыкает к тому, что я теперь развалина. Оставь комнату неосвещенной.

Но когда Анджей вошел, попросила его сесть ближе, чтобы разглядеть получше. Он послушно сел. И вмиг забыл, что неделю назад уже видел ее — дряхлую, погруженную в старческий сон. Забыл и о том, какими ужасными, неподобающими показались ему условия, в которых она живет. Сейчас это отступило на задний план, и все было, как прежде.

— Ну-ка, покажись! Встань! Пройдись по комнате! — оживилась она.

Он встал, сделал несколько шагов, но она, спохватясь, его остановила.

— Ладно, перестань. Сколько времени прошло, ты столько пережил, испытал, а я тебя вертеться да прохаживаться заставляю, как прежде, когда ты ко мне в новом костюмчике являлся. Это уже не то!

Она расспрашивала, он отвечал. Слова шли сами. Ни с кем не говорилось ему так легко, как с бабушкой. Может, многолетняя привычка сказывалась или то, что она всегда разговаривала с ним, как со взрослым. Полчаса пролетело незаметно. Он склонился к ее рукам, подставил лоб для поцелуя. Она прижала к себе его голову, и он услышал шепот:

— Пусть она передаст что-нибудь через тебя. Хочется иметь от нее на память что-нибудь, но сама пусть не приходит.

Она бросила взгляд на дочек. Анджей глазами машинально последовал за ней: оба проверяли одно и то же. Ванда с Тосей стояли достаточно далеко.

Радуясь за Анджея, но прежде всего гордясь собой, Хаза с нетерпением поджидал приятеля.

— Кензель нашелся! Помнишь Нацевича? Так вот он виделся с ним. Поздравляю. Мне спасибо скажи!

Доцент Нацевич был до войны лаборантом в университете на кафедре неорганической химии и, получая там мизерное жалованье, подрабатывал на фабрике Левартов.

— Он с ним виделся два не то три месяца назад, — хвастался Хаза своей осведомленностью. — Вот его адрес, держи!

И жестом победителя швырнул бумажным шариком в Анджея, — дурачась, он скомкал бумажку, где был записан адрес. Анджей расправил ее, прочел раз, другой и разочарованно протянул:

— Так это адрес Нацевича?

Он был недоволен, что не получил сразу адрес Кензеля, но тут же устыдился. Отказываться от победных лавров Хаза, однако, не собирался.

— Никакого нюха у тебя на такие дела, вот что! — парировал он. — Я давно уже понял, что ты допускаешь ошибку: нельзя искать так близко, на поверхности. Я в таких случаях всегда говорю товарищам: не шарьте у себя под носом, ищите подальше! Ты вот к тетушкам да дядюшкам без толку ходил, а я прикинул, сообразил и — к Нацевичу двинул. И вот, пожалуйста! Хотя, конечно, я и везучий еще!