— Имею. И еще какое, — задрожал от волнения голос капитана. — Не отдаленное, а очень даже конкретное. Известно ли тебе, — спросил он, — что у меня брата убили? После войны уже. — Косые, узкие его глаза на землисто-сером лице и вовсе превратились в щелочки. — Воевал-воевал, а когда отвоевал свободу, выволокли его из машины и застрелили, как собаку. Где просьбами, где криком, а где угрозами раздобыл он малую толику денег для наших родных мест: всегда к ним слабость питал. И, счастливый, возвращался домой. Так вот, деньги отняли, а в сердце — пулю. Думаешь, легко мне было, когда я узнал об этом? — И добавил немного погодя: — Чего скрывать, пал я тогда духом. Что ж! Так уж устроен человек. Но, придя в себя, почувствовал: тверже стал у меня характер.
— А невесты у него не было? — перебил Уриашевич.
Когда Биркут упомянул о брате, в голове у Анджея мелькнула смутная догадка, требуя немедленного подтверждения и мешая слушать.
— Была.
Закрыв глаза, Анджей Уриашевич отчетливо представил себе комнату Климонтовой и на полочке — фотографию под стеклом, с орденскими ленточками в уголке. Вспомнил, как, зайдя в отдел сельскохозяйственных школ, не застал инспекторшу: она уехала, потому что переносили прах ее жениха, убитого два года назад бандитами под Замостьем. У него было чувство: между этими двумя фактами есть связь, и он все старался уяснить какая, но она от него ускользала. И, не ломая больше головы, Анджей спросил напрямик.
— Да, — ответил капитан, услышав фамилию Климонтовой, — это его невеста. — Он задумался, подперев голову рукой. — Испортил ей жизнь, — вырвался у него вздох. — А ведь заслуживала счастья. И достойна была такого жениха. Как и он ее. Из-за нелепой этой смерти все прахом пошло.
Анджей подумал о поручике Кушеле, убитом в Мостниках. И о том, как подействовала тогда на него эта смерть. Была она тоже звеном в цепи событий, благодаря которым стал он тем, кем стал. С бьющимся сердцем, преодолевая смущение, поделился он с Биркутом своими мыслями.
— Смерть твоего брата, — дрожащими губами произнес он, — способствовала, может быть, и чьему-то прозрению.
— Слабое утешение, — понизил Биркут голос почти до шепота. — За прозрение таких вот слепцов платить кровью лучших наших сыновей…
Движимый состраданием, Уриашевич хотел вскочить и подбежать к нему. Но рука резкой болью напомнила о себе. И он только втянул воздух сквозь стиснутые зубы.
— Ты что это, старик, вытворяешь! — прикрикнул Биркут с напускной суровостью. — Сиди-ка смирно.
И, сам подойдя к Анджею, потрогал ему лоб. Потом шагнул к окну, поглядел.
— Ветер стих, — сообщил он. — Но, похоже, знатный дождина собирается.
Он замолчал. И долго стоял спиной к Анджею, пристально всматриваясь в предвещавшую дождь серую мглу за окном. Но когда вернулся к письменному столу, глаза его, как обычно, излучали спокойствие. Он протянул руку к груде бумаг.
— Вот дилемма, — сказал он, потрясая пачкой писем. — Разговариваешь — работать некогда. Работаешь — некогда разговаривать.
— Наговоримся вволю, когда порт восстановим, — выразил надежду Анджей.
— Боюсь, что нет, — ответил Биркут. — Сдам порт и на другую работу перейду.
— Как? У тебя порт отнимут? Твое детище? — не поверил Анджей своим ушам.
— Он, видишь ли, у меня вроде как незаконнорожденный младенец у девицы, — снова зазвучали бесшабашно-веселые нотки в голосе Биркута. — На воспитание придется, приличия ради, в другие руки отдать.
— Но это же немыслимо!
— А как быть? Ведь я начальник порта по недоразумению. На время восстановления, на стадии начальной, партизанской еще кое-как гожусь, потому что инженер. Но, если говорить всерьез, для нормальной работы здесь требуется прежде всего человек, который смыслит в навигации.
— Назначат нового кого-нибудь?
— Думаю, министерство назначит на мое место Чечугу, — предположил Биркут. — Мужик он опытный и моряк что надо, свое дело знает.
— А ты?
— Мне тут, в Оликсне, довелось малость подзаняться. Вспомнил кое-что из того, что война вышибла из башки. Поработал над собой. Партия считает, в вузе я больше пользы принесу.
— Кафедрой будешь заведовать?
— Ну, не сразу, — засмеялся Биркут. — Со временем, может быть. И, в свою очередь, стал расспрашивать Анджея о планах на будущее.
— Это долгий разговор, — сказал Уриашевич.
— А коротко если?
— Институт закончить хочу… — Он поколебался. — В Варшаве.
— А почему тебе в Гданьск не податься? Как-никак ты уже связал свою судьбу с морем.
Читать дальше