Тадеуш Бреза - Валтасаров пир. Лабиринт

— Стекло, — слышится из-под шлема приглушенный голос Конколя.

— Помпа, — подает знак рукой сигнальщик.

Оба маховых колеса тотчас начинают вращаться. Помощники навинчивают смотровое стекло.

— Скоба, — напоминает им Гарч.

Но те уже проверили. Убедился, что она опущена, и сигнальщик. Уриашевич наклонился над бортом: скоба, препятствующая отвинчиванию шлема, опущена.

— Муть-то какая, — говорит Уриашевич, глядя вниз.

— Да разве это муть? — возражает Гарч.

Пузырьки на поверхности указывают, где находится Конколь. Со дна поднимается ил, который и становится предметом разговора.

— Сейчас осядет, — замечает Гарч. — Здесь участок хороший.

Струйка пузырьков уходит от борта. Всхлипывает водолазная помпа. Муть постепенно оседает.

— Бывает, вовсе ничего не видать. Ну, ни зги! — разводит руками Гарч, увалень со скуластым лицом и живыми, смышлеными глазами. — А плывун еще попадется — пиши пропало! Пальцем шевельнешь — и тьма, хоть глаз коли. Тут уж или жди, пока вода очистится, или работай вслепую.

Сигнальщик не выпускал сигнального линя из рук, время от времени потягивал за него. Конколь в знак того, что все в порядке, резко дергая, подавал ответный сигнал.

— Ну, как там? — полюбопытствовал Уриашевич.

— Нормально.

Вода очистилась, стала прозрачной. Конколь работал на семиметровой глубине. Закинув трос в кессон, он пытался багром подцепить снаружи огон — петлю на конце троса — и протянуть ее в щель между стенкой и основанием. Стенка слегка наклонилась внутрь кессона: для водолаза такое положение не опасно. С виду держалась она прочно. И если б не широкая трещина внизу, вдоль фундамента, можно было принять ее за неповрежденную. Багор свободно проходит в трещину, и Конколь шарит им по дну кессона. Но подцепить огон не удается. И странно, что багор не натыкается при этом еще на остатки арматуры. Обычно бетон от взрыва осыпается, обнажая торчащие стальные прутья, но тут и их, наверно, порвало.

— Качай! — кричит сигнальщик, оборачиваясь к помпе.

Конколь дважды дернул за линь: это условный знак, что воздуха не хватает.

— Смотрите, не переусердствуйте! — вмешался Уриашевич. — Как бы не перекувырнулся!

— Это он-то? — успокоил его Гарч уверенным тоном. — Что вы!

Разве Конколь может вверх ногами перевернуться, хотя это и случается нередко, если водолаз забывает про клапан и воздуха поступает слишком много. Тогда он скапливается в скафандре, раздувая его, и в конце концов водолаз мгновенно переворачивается вниз головой. Иной раз это приводит к опасным последствиям. Но за Конколя беспокоиться нечего. Ритмично, точно автомат, нажимает он головой на клапан.

— Итак, на завтра подъемный кран, — сказал Анджей, подводя итог своего визита на понтон.

— Так точно.

Гарч отработал смену и теперь свободен. Сейчас скафандр его на Конколе. А он, чтобы обсохнуть и согреться как следует, растянулся на досках на самом солнцепеке. Но полежать ему не дала какая-то мысль. Повернувшись на бок, окунул он руку в воду и мокрым пальцем стал чертить что-то на палубе.

— Латаем, латаем этот волнолом, — сказал он, — а ведь он будет расположен совсем иначе. Вот так.

И пальцем, смоченным в воде, нарисовал план. Порт в Оликсне, как в Дарлове и Колобжеге, использовался до войны главным образом летом, а осенью и зимой при неблагоприятном ветре войти в него было задачей головоломнейшей. И теперь обстоятельство это висело, как гиря на ногах, останавливая его дальнейшее развитие. Поэтому уже принято решение: восстановив порт, приступить к его переоборудованию и модернизации.

— В Устку, — заметил Уриашевич, — и вообще не войдешь при сильном ветре от норд-веста до норд-оста.

Он был увлечен новыми для него познаниями.

— Вот когда водолазов-то понадобится, — проговорил задумчиво Гарч. — Целая армия!

— И Гдыню будем перестраивать. И Щецин! И Гданьск!

— В Гданьске до войны один водолаз в штате числился, — заметил сигнальщик. — Один-единственный, других по мере надобности нанимали.

— Довоенный Гданьск знал я хорошо, — повернулся к ним старший помощник. — Там, что сто лет назад построили в порту, так все и стояло.

— В Гдыне было по-другому, — сказал Уриашевич.

— По-другому, по-другому! — насмешливо сверкнул глазами Гарч. — У нас там много чего понастроили. Да только иностранные фирмы все.

Он стянул с себя рубаху, швырнул рядом на палубу и улегся навзничь, подставив солнцу скуластое лицо и мускулистый торс. Чтобы получше разглядеть, что рисует Гарч, Уриашевич присел перед тем на корточки, и теперь, вставая, уперся рукой в палубу. И вдруг ощутил сильный толчок. Гарч спиной почувствовал, как вздрогнул понтон. Сигнальщик и оба помощника — ногами. И сердце у всех замерло.