Тадеуш Бреза - Валтасаров пир. Лабиринт

— Ну, нам пора, — первой нарушила молчание Лещинская. — А то для отца поздно будет.

Тот стянул с головы ненужный уже носовой платок. Развязав узелки, сунул его в карман, а у ворот снял шляпу с крюка.

— А вы? — повел старик рукой в сторону Уриашевича.

— Я немного еще побуду здесь.

— Тем лучше для вас, — прищурился старик. — Я спутник плохой, особенно с горки. Потихонечку спускаюсь, полегонечку. — В воротах он обернулся еще раз. — Заглядывайте сюда. В это время! — крикнул он. — Если дочку не застанете, то застанете меня, а не меня, так уж гусениц наверняка.

— А вы надолго в Оликсну? — Лещинская тоже остановилась. — Мы забыли вас спросить.

— Надолго.

— В порт?

— Ясное дело!

Часа через два после их ухода Анджей проснулся и долго не мог сообразить, где находится. Озябший и разбитый, лежал он на камнях среди фантастических декораций, которые выхватывал из непроглядной тьмы луч света, скользивший также по его лицу.

Вытащив из-под головы затекшие руки, Анджей оперся, сел и тогда только очнулся окончательно. Он ведь в Оликсне! На Замковой горе! Прилег отдохнуть и попросту заснул. И разбудил его свет маяка. Соскочив со стены, он стал хлопать себя по бокам, чтобы согреться и размяться перед обратной дорогой.

Впрочем, что такое непроглядный мрак, понял он по-настоящему уже за городом, по пути к дому, где поселился. Ни маяка, ни уличных фонарей — они давно были погашены. Где по звукам, а то просто наудачу, полагаясь на инстинкт, добрался он кое-как до места. Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить девочку, открыл ключом дверь. Но она не спала. Сидела одетая и ждала его.

— Ужин готов, — услышал он ее до неузнаваемости изменившийся, сдавленный голос.

— Нет, спасибо. А ты чего тут? — спросил он.

— Может, чаю тогда?

У нее стучали зубы. И едва подняла она глаза, он понял: ей просто страшно. «Боязно ребенку одному ночью, в пустом доме», — подумал он.

— Может, чаю выпьете? — повторила она.

— Поздно уже! — посмотрел он на часы. — Одиннадцать!

И, пожелав ей спокойной ночи, поднялся к себе. Но только налил воды в таз, как на лестнице послышались ее шажки.

— Что такое? — выглянул он за дверь.

На вытянутой ладошке она держала огромный ключ.

— От убежища, — объяснила девочка, не дожидаясь вопроса.

— От какого еще убежища?

— В лесу которое.

За год до конца войны бывшие владельцы дома выстроили бомбоубежище в лесу неподалеку от поселка. Анджей вспомнил: она уже упоминала об этом.

— Мужчина, который жил у нас, вещи там прятал, — прошептала девочка и, так как Анджей не брал ключа, положила его на столик у окна.

— Какие вещи? — поморщился он, недоумевая.

— Те, что увез потом.

Кровь бросилась ему в голову.

— Не нужно мне никакого склада! — повысил он голос. — Увозить отсюда я ничего не собираюсь.

Но она не сдавалась. Это был наивный план самообороны, как понял он из дальнейшего.

— Дорогу я вам завтра покажу, — пообещала она. — Сами ни за что не найдете.

Она и его боялась! Как множество чужих людей на протяжении всех этих лет, он тоже внушал ей страх. Ночью, в одиночестве больные нервы не выдержали, и страх этот темным эхом отозвался в ней. Как и раньше, заставлял он изворачиваться, быть начеку, не давая детски-безмятежно уткнуться в подушку.

Анджей сделал вид, будто попался на удочку.

— Хорошо, детка. Значит, до завтра. Иди спать. И я тоже лягу сейчас.

Однако не лег, пока писем не написал. Умывшись и разложив на столе покупки: блокнот, конверты и марки, со свежими силами принялся он за письма. Прежде всего написал Климонтовой. Письмо получилось длинное, в нем изложил он все, что хотел ей сообщить по приезде в Варшаву. Потом написал Иоанне. А под конец — Хазе и Степчинской.

Дни летели, но Анджей каждый раз открывал для себя в порту что-нибудь новое. Освоиться здесь было не так просто, как в Ежовой Воле. Там коллектив был небольшой и слаженный, работа самостоятельная и уже привычная. А здесь множество людей на огромном пространстве в быстром темпе и в постоянно меняющейся обстановке выполняли десятки неизвестных ему операций.

К тому же Биркут все время перебрасывал его с места на место. Из мастерских в управление порта, оттуда — к водолазам на понтон. То требовалось вычертить недостающую деталь для транспортера, чтобы изготовить ее на месте, — транспортеры были допотопные, где их только откопали; то разобрать корреспонденцию из разных учреждений и организаций и отреферировать для руководства порта. А от рефератов приходилось отрываться снова для ремонта.