Елена Долгопят - Чужая жизнь

Так и прошел тридцатый год ее жизни.

Мальчику исполнилось два месяца, и, засыпая накануне своего тридцать первого дня рождения, Ира дала себе слово, что завтра непременно выберет ему имя. Пётр. Или Серёжа. Или Дима. Или Михаил. И надо будет дописать уже диссертацию и защититься, думала она, счастливо засыпая, уверенная, что и допишет, и защититься.

Витя уже спал, он всегда засыпал мгновенно и крепко и ничего не слышал во сне. Ире очень хотелось, чтобы мальчик как можно больше походил на отца, чтобы был такой же спокойный, надежный, добрый и снисходительный. Вот только места Витя занимал во сне ужасно много, раскидывался на всю кровать. Разбогатеем, думала Ира уже во сне, устраиваясь у Вити под боком, вдыхая его запах, купим новую квартиру с большой спальней, поставим огромную кровать, царскую.

Ира проснулась в полумраке, утро едва начиналась. Вставать ей не хотелось. Хотелось закрыть глаза и притвориться, что новый год ее жизни еще не наступил, что ей всё еще двадцать девять, что она так и будет молодой и легкой, стремительной, умной, быстрой на язык, и мужчины будут посматривать на нее внимательными глазами, и теряться под ее насмешливым взглядом. Всегда, до самой смерти. Недавно Ира была у матери, рассматривала семейный альбом и увидела маму совсем молодую, двадцатилетнюю. И впервые осознала, что и мама когда-то была легкой и стремительной, и что только фотография помнит ее такой молодой, ни одного человека уже не осталось, который бы ее такой помнил. И за обедом Ира поглядывала на мать и видела в ней себя, какой она будет, когда состарится. Не хотелось. Так не хотелось!

Ира открыла глаза. Часы показывали начало седьмого. Она уже родилась. Витя тихо дышал во сне. Он всегда, если был здоров, дышал во сне тихо и ровно. Ира осторожно села на кровати и увидела, что лицо мужа как будто переменилось за эту ночь. Какая-то темная полоса легла над верхней губой. Испачкался? Тень? Она осторожно коснулась пальцем темного пятна. Усы! За ночь отросли? Это он специально, чтобы ее напугать-насмешить наклеил! Ира ухватила за волоски и хотела дернуть. И застыла. Простынь была другой. Не темно-синей, как вчера, когда она на нее ложилась, а серой с темными разводами. И еще кое-что изменилось. Возле их кровати появился какой-то короб. Что-то странное, на высоких ножках. Она смотрела на это что-то и никак не могла угадать что. Отпустила волоски. Соскользнула с кровати. Босыми ногами по холодному полу неслышно подошла к коробу. Заглянула.

В коробе спал ребенок. Чужой, незнакомый, неизвестно откуда взявшийся ребенок вдруг открыл глаза. Ира вскрикнула от неожиданности, от того, что он на нее посмотрел и причмокнул губами. Ребенок сморщился от ее вскрика и расплакался. Она не знала, что делать. Бросилась к Вите, растолкала.

К врачу Ира отказалась ехать, вообще никуда не хотела выходить из дому. К ребенку не подходила. Витя раздобыл через знакомых телефон очень хорошего психиатра, дозвонился и уговорил приехать для консультации. Психиатр, говоривший очень тихо, так что все невольно прислушивались и в ответ тоже начинали говорить очень тихо, выяснил, что целый год жизни выпал у Иры из памяти. Ире показывали фотографии: они с Витей на теплом море, Ира с выросшим животом, Ира с только что родившимся мальчиком.

– Как его зовут? – спросила, глядя на фотографию новорожденного, Ира.

Витя задумался на мгновение и сказал:

– Коля.

Ира покорно стала называть мальчика Колей.

Память восстановить не удалось. Но постепенно Ира смирилась с тем, что это ее ребенок, она даже почувствовала, что он ей дорог, тем более что сама его кормила, молоко было. У нее очень вырос аппетит, но она не толстела. Витя с удовольствием готовил ее любимый омлет, покупал сырокопченой колбаски, привозил от родителей из Воронежа соленые помидоры и грибки.

Коля стал плохо спать, когда начали резаться зубки. Обычно спавший непробудно, Витя от его ночного плача просыпался мгновенно, поднимался к нему, брал на руки, ходил от окна к кровати и обратно, что-то шептал, уговаривал, показывал на луну за окном. Коля успокаивался, и Витя укладывал его в кроватку и ложился к жене. Ира бормотала спросонья, что в следующий раз сама встанет. Но не получалось у нее вставать. Она стала спать очень уж крепко, таким мертвым сном, который ее не выпускал. И снов в этом своем сне она не видела.

К концу тридцать второго года ее жизни мальчик уже стал ходить и говорить отдельные слова, характер у него оказался терпеливый, упорный, один он не скучал, занимался сам с собой, стучал крышками от кастрюль, забирался в ящики стола. Витя терпеливо, спокойно всё за ним подбирал, прятал колющее и режущее. Ира пыталась дописать диссертацию, сидела перед экраном и не знала, с какого слова начать предложение.