Андрей Гуляшки - Новеллы и повести. Том 1

Настроение в нашей группе резко упало. Теперь мы не спорили с командиром. Более того, торопливо кивали на все его предложения, и это было куда хуже, чем наши прежние придирки. Время от времени я улавливал в его взгляде ядовитую насмешку: «Ну что, добились своего? Теперь вы довольны?».

Нет, довольны мы не были. Мы были кругом виноваты, но исправить ничего не могли.

Но хуже всех, вероятно, чувствовал себя я. Михо по крайней мере знал, что Ануша его любит, я же был лишен и этого утешения. Угрызения совести, осознание того, что проявленный мной эгоизм не имел какой бы то ни было цели, озлобление, которое часто терзало мне сердце, — все это отгораживало меня от товарищей, и подчас я метался между желанием открыто признаться в своей вине и вспышками самолюбия, препятствовавшими этому. Но и в такие минуты я сожалел не столько о Михо, сколько о себе самом: я страдал из-за своей же душевной чистоты…

А вскоре нам предстояло расстаться.

Я хорошо помню тот знойный июньский день — день нашей последней встречи у Ануши. По небу проносились белые облака. Откуда-то со Стара Планины долетали глухие раскаты грома, а над городом было светло и часто начинал лить крупный тяжелый дождь. Но когда он переставал, духота еще более усиливалась. Дождь не успевал смочить землю. Он создавал лишь темную корочку на пыльных улицах Индустриального района, где я жил; на этой корочке грузовики и телеги оставляли заметные белесые полосы. Дважды — первый раз у Слатинского редута и второй у Лозенца — появлялась радуга, и я вспомнил старое поверье: кто под радугой пройдет, жизнь счастливо проживет. Но кому хоть раз удалось пройти под радугой?..

Таким я запомнил тот день. И еще — по радостным сообщениям с Восточного фронта: советские войска, шедшие с севера, уже продвинулись к Дунаю. Подходил конец нашим страданиям… И нужно же было случиться так, чтобы именно в этот день произошло несчастье, которое едва не погубило всю нашу группу. За день до этого, вечером, мы пытались поджечь оклад на деревообделочной фабрике, которая работала на немцев. Эту акцию мы готовили долго и тщательно. И вот результат — склад цел и невредим, а мы только чудом не попали в руки полиции.

Как обычно, мы собрались у Ануши под вечер. На этот раз у окна стоял коротышка Георгий. Он стоял спиной к нам и все-таки, несмотря на свой маленький рост, заслонял свет. Мы дважды напоминали ему, что лучше бы отойти в сторону и оттуда вести наблюдение за садом, потому что с улицы его могут заметить, но он и не пошевельнулся.

Мы сидели приунывшие и злые. Симо, который вообще-то был не из разговорчивых, долго бормотал что-то себе под нос, и из этого бормотания мы поняли, что расположение фабрики не было как следует изучено, хотя Михо взял это на себя, и потому вчера вечером наши наткнулись на двух охранников, а те подняли тревогу. Симо бормотал, Георгий стоял к нам спиной, третий, имя которого я уже позабыл, лишь глазами хлопал. А я — я был согласен и с тем, что бормотал Симо, и с демонстративно повернутой к нам спиной Георгия, и даже с молчанием третьего. В сущности говоря, никто не знал толком, что послужило причиной провала, но кто-то был виноват, и виновника мы нашли.

Все это время Михо молчал. Сидел и смотрел в окно, как будто не слушая, о чем мы говорим. Время от времени тихая, мимолетная улыбка освещала его лицо. Я был уверен, что ни сада, ни улицы ему не видно; чему же он улыбался? Когда мы замолчали, он посмотрел на нас глазами смертельно усталого человека.

— Ну что ж, парни, понятно… Я попрошу в районе, чтобы меня сменили. — И опять повернул голову к окну. — Что за погода, а? Теперь бы на Витошу, растянуться на полянке и лежать, лежать…

Мы переглянулись. Такие слова в устах Михо звучали совсем необычно. И глаза его и голос выдавали такую жажду хотя бы короткого отдыха, одного беззаботного дня, проведенного среди природы, что мы все посмотрели в окно. Небо совершенно очистилось. Кусочек синевы, ограниченный занавеской и лохматой головой Георгия, нас приковал к себе. Действительно, все мы устали.

— Георгий, отодвинься же наконец, — взмолились мы в третий раз. Мы уже не боялись, что его увидят снаружи, — просто он закрывал нам небо.

Вместо ответа Георгий нагнулся и прижал к стеклу нос.

— Братцы, Ануша… вроде бы знак подает… Да, так и есть!

Мы вскочили и столпились за ним. Внизу, на скамейке, Ануша прижала платок ко лбу. Потом она провела им по губам и принялась его складывать.

Мы бросились по лестнице к черному ходу.