— Господин управляющий, крайнее окно на втором этаже вроде пропускает…
Маленький человечек следовал за нами не как тень — тень исчезает и меняется от света, — он был рядом неизменно и почти незаметно, на почтительном расстоянии, забывая о себе ради мгновения, когда надо будет вмешаться и помочь. Отец слушал его с благодарностью за преданность:
— Да, вы правы, вроде крайнее окно пропускает…
В таких случаях мама не выдерживала и возражала ему:
— Все вам кажется, господин Савичка. Ничего не видно!
Они не обращали внимания ни на маму, ни на ее слова, будто не слышали их, подробно, во всех тонкостях обсуждали, как закрыть дырочку, как преградить путь едва заметному лучику света.
Таким же образом проверялись канцелярии и жилища постоянных работников. В темноте показывались освещенные сигаретами ухмыляющиеся лица мужчин — вдруг возникал сморщенный нос, или изборожденная морщинами щека, или блестящий, как у животного, глаз. Люди добродушно пошучивали: «Вот свалится и на нас какая-нибудь бомба, тогда спасайся кто может!»
Савичка не выносил таких шуток. Он считал себя ответственным за жизнь и безопасность господина управляющего и его семьи и других стремился заставить думать так же.
— Вы просто не представляете себе, как важно… как важны предохранительные меры, — изо всех сил старался убедить своих слушателей Савичка. — На войне маскировка обязательна. И в казарме тоже. Везде так, — беспомощно заканчивал он, все-таки уверенный в том, что он хоть чем-то помог отцу.
Единственным человеком, который позволял себе смеяться Савичке в лицо и выказывать ему глубочайшее презрение, был дед:
— А, что ты понимаешь в войне и казармах!
Время от времени — в общем, крайне редко — он появлялся в питомнике и, уезжая, оставлял после себя терзания и душевные травмы. Хотя мы и привыкли к его неожиданным появлениям и еще более неожиданным выходкам, каждый его приезд воспринимался как исключительное событие. Он внезапно вываливался из фаэтона, похожего на коляску прошлого века, и в питомнике начиналась паника — не потому, что его боялись, скорее просто старались, хотя бы внешне, проявить к нему внимание. За полчаса он успевал обойти сады и виноградники, канцелярии и конюшни, везде находил непорядок, мошенничество и неумение вести хозяйство, ругал работников, ругал чиновников, ругал деревья и скотину, громко постукивая деревянной ногой в такт «Шуми, Марица» [5] Старый болгарский гимн.
. Возле него суетился отец, незамечаемый, ненужный, от него не ожидали ни помощи, ни защиты, ни просто какого-либо объяснения, его обязанностью было просто суетиться возле деда и таким образом свидетельствовать ему свое уважение, изображая лицом и телом раболепие и угодничество, за которыми едва ощущалась ирония.
Они всегда разговаривали через маму. Солидный торговец тканями Хаджимаринов (приставка «хаджи» была добавлена для солидности), имевший два магазина в торговом квартале и большой двухэтажный дом в центре города, все еще не мог смириться с тем, что его зятем стал какой-то проходимец, без роду без племени, и при этом государственный служащий, что для деда было синонимом босяка и оборванца. В один из зимних полдней он гнался за моими родителями, наспех обвенчанными в церкви святой Софии, от города до самого питомника, где на главной аллее его внезапно окружили люди с вилами и топорами в руках, веселые и страшные, как и подобает гостям на свадьбе. Офицерский пистолет, память о величавой эпохе первой мировой войны, во время которой молодой фанфаронистый поручик, пока еще только Маринов, совершив какой-то «геройский» поступок, получил за храбрость ордена и деревянную ногу, выплюнул пульку в снежное небо и отступил перед вилами и топорами, которые совсем не испугались выстрела. Тогда в первый и последний раз дед обратился прямо к отцу:
— У меня нет дочери, а ты мне не зять! Вот загоню тебя куда Макар телят не гонял да покажу тебе кузькину мать, тогда узнаешь!
Родители мои долго пытались умилостивить стареющего купца — посылали ему небольшие подарки на праздники, крестили меня его именем, хотя обычно первого сына называют именем деда по отцовской линии, — и в конце концов одиночество (бабушка умерла при рождении мамы) и весть о том, что я пролопотал первые слова, сломили его упрямство. Он стал приезжать к нам, но с отцом говорил не иначе как через маму. В папином присутствии он говорил ей:
— Скажи своему, что не все такие болваны, как он. Вчера Пиронков выиграл дело и в кассационном суде. Полтора миллиона чистой прибыли осталось у него в кармане! Вот как дела-то делаются!
Читать дальше