Юрий Козлов - Новый вор

Пилигримы тупо играли народами, золотом, цифровыми технологиями, ядерным оружием, пытались редактировать ДНК, насиловали климат, лезли в Гольфстрим и Антарктиду. Они генерировали предсмертное безумие, гнали его через телевизионные и компьютерные экраны в мир, обрушивали на слабые головы правителей и обывателей, не предлагая взамен ничего. Точнее, предлагая нечто, что было хуже, если не сказать ужаснее, той жизни, какой люди жили в данный момент. Выходило, что Перелесов, полный знаний, сил и презрения к любым авторитетам, был наёмником… да, отсроченной, выдаваемой за жизнь смерти!

Я отрываюсь от России, подумал он, Россия отрывается от мира, мир отрывается от Бога. Бог… отрывается от меня! Получалось, что единственной нитью, на которой всё держалось, было то, что Бог не мог оторваться от человека, какой бы дрянью тот ни был. Не сказать, чтобы эта не сильно новая мысль утешила Перелесова.

Всё так. Но странный случай господина Герхарда свидетельствовал, что в непреодолимой стене имелись трещины, и это меняло дело. Бога, понятно, мало интересовали просачивающиеся сквозь них парагвайские шаманы — наследники иной, доисторической цивилизации. Но как объяснить противоестественный антиприродный казус господина Герхарда? Не заслугами же немецких медиков, заложивших основы медицины и фармакологии двадцать первого века чудовищными опытами над узниками концлагерей? Да и не служил старый фашист в концлагерных лабораториях, припомнил Перелесов, наоборот, сидел в советском лагере, где ставили другие опыты: как немецкому солдату не сдохнуть от голода и выжить, пристроившись к вдове убитого другими немецкими солдатами русского солдата.

Перелесов в тот судьбоносный (тогда он этого, естественно, не знал) день долго бродил по зелёным холмам Синтры, пока его не настигло сообщение о забронированном билете на завтрашний утренний рейс Лиссабон — Франкфурт-на-Майне. Неуместная оперативность немного озадачивала. Обычно его не гнали из Синтры.

«Жаль, — ещё больше удивила Перелесова мать, когда он вернулся в дом. — Я думала, ты улетишь сегодня».

Он только пожал плечами. Раньше мать всегда старалась его задержать. Приходила в столовую, когда он завтракал, сидела, глядя на него, так что он начинал торопиться, ронял на скатерть крошки и обжигался кофе, иногда даже ездила с ним на заветное место между скал к океану, сидела на полотенце, пока он плавал в пенных волнах. А случись ему поддаться слизывающему в океан отливному течению, поднималась с полотенца, махала руками: «Назад, назад!» И Перелесов возвращался. Ему казалось, если он замешкается, она бросится за ним в воду. А ещё она всегда выходила провожать, когда он уезжал. Последнее, что он видел в боковом зеркале, сворачивая на общую дорогу — мать в белом платье (она любила белое), машущую ему рукой.

Как хотите, решил Перелесов. Он давно взял за правило не приставать ни к кому с расспросами, искать ответы самостоятельно. Для поиска была нужна точка отсчёта. Но как её определить в доме, где жизнь тиха и безмятежна, каждый знает свой манёвр и шесток, где даже случившееся с хозяином чудо не нарушило заведённого порядка?

Единственно, радовало, что он так и не успел распаковать свой рюкзак и расстаться с арендованным в аэропорту «Пежо». Отлично, подумал Перелесов, а то бы сказали, вали на автобусе. Пришла в голову злая подростковая мысль вернуться на корт, позвать Лору в душ, но кого, собственно, он мог этим уязвить? Затаившуюся в неясных мыслях мать? Возгордившегося пилигрима — господина Герхарда?

Может, он потому и гонит меня в Россию, чтобы другие пилигримы не прознали про крысиный маршрут? Но тогда, прогнал глупую мысль, проще было меня убить. Хотя, одного меня мало, надо всех в доме, включая дона Игнасио, Лору, да, пожалуй, и остальных соседей. Возможно, в другой жизни, если бы Третий рейх победил во Второй мировой войне и в Синтре располагался гарнизон вермахта, господин Герхард так бы и поступил, но та другая жизнь, если и существовала, то исключительно в виде отложенной мечты в сознании старого фашиста.

Вытряхивая из прихваченной в самолёте косметички в мусорную корзину лишние туалетные принадлежности, вроде распылителя воды для увлажнения лица, усложнённой (для головы и бороды?) расчёски, каких-то глубоко запаянных в пластик кремов и aftershave , он вдруг увидел, что корзина полна… запечатанных коробок с духами. Перелесов не верил своим глазам, извлекая из корзины нетронутые «Selenion», «Hermes 24 Faubourg», «Clive Christian». Это же… тысячи евро. Всё встало на свои места: мать сошла с ума!