Феликс Кандель - День открытых обложек

– Кто остался у нас, кроме нас самих? – взывает к ним Петушок. – Мы у себя лишь остались… Что может быть прекраснее, жить вместе и любоваться друг другом?..

Неприкаянный, легко ранимый, который декламировал друзьям своим:

Как «вечному Петушку» продержаться в призрачном мире? Кто ж такому позволит?..

Отвечает ему Валюша:

– В наше время умирают от недостатка любви, а не от избытка.

И завершающая реплика в пьесе, ее реплика, финал несостоявшегося содружества, которое было так близко:

– Мне показалось… я подумала… что именно сейчас мы все вместе могли бы жить в этом доме.

Занавес.

Мне невмоготу. Кому? мне. Что? невмоготу…

Спустите мне, спустите сходни,

Пойду искать пути Господни.

Введенский А. И.

Мы привозили из поездок – специально для Славкина – допотопные рамочки для фотографий, оклеенные ракушками, ключи невероятных размеров, как от крепостных ворот, документы, найденные на чердаках, с двуглавым орлом и гербовыми печатями.

На стенах его квартиры висели во множестве фотографии минувшего. Даже сны свои записывал, – кто это делает теперь?

– Люблю старые вещи, – говорил, – собираю их. Я по характеру пошел в отца, а его называли барахольщиком. У меня, например, до сих пор хранятся солдатские обмотки, которые он носил в армии, в двадцатые годы.

«Старая квартира» – в самый раз для Славкина.

Он готовил телевизионную передачу, участвовал в ней.

Друг мой Витюша.

С которым разговаривали по телефону, не считаясь с расходами. С которым сговаривались заранее, перед моим приездом, встречались утром у метро «Белорусская», ходили по улицам до вечера, обедали в заветном месте и говорили, говорили, говорили…

Скрытный – глубин своих не раскрывал.

Бог не дал ребенка – о том не заговаривал.

Нежность к чужим детям – проявлял неприметно.

«Букашка думает о счастье. Водяной жук тоскует. Счастье – оно в сыпучей среде. Когда у муравьев большой праздник, они взбираются на крутую песчаную горку и скатываются с нее…»

Введенский А. И.

Болезнь наступала, по частям отвоевывая память, отвоевывая Витю Славкина, но наш разговор еще получался. Разыграли сюжет для театра абсурда – глаза загорелись по-прежнему.

Через полгода позвонили:

– Вити не стало.

Не набрать больше московский номер:

– Виктор Иосифович, это Кандель.

Не схоронить воспоминаний.

Он говорил в интервью:

– 31 декабря 1999 года мы собрали участников «Старой квартиры», каждому вручили медаль. В нашей истории немало моментов, когда можно было не выжить. Эту медаль мы давали за то, что они сумели дожить до 2000 года…

Куклы его – они у меня, взглядывают, чем занимаюсь.

Румяная баба в душегрейке, цветастой юбке – платок на голове, корзина в руках, валенки на ногах, которые подъела моль. И парень-сердцеед с гармошкой: шапка на меху, красная рубаха из-под тулупчика, перепоясанная витым пояском, сапоги на ногах, конопушки на лице.

Введенский А. И.

Где теперь этот человек, что так хорошо улыбался, так приветливо?

Но не каждому, други мои. Нет, не каждому.

Невеликого роста. Редкого умения. Наделенный даром сравнения и догадок, способный развязывать узелки обид, чем интересен многим, чем необходим.

– Ты, Витя, нас удивляешь. Мы тут прикинули и решили, что ты единственный среди друзей. Который в согласии с самим собой.

Это его озадачило:

– Вы знакомы со мной застольным, в гуляниях-увеселениях. Вам недоступен я в сомнениях и желаниях.

Это его насторожило, даже напугало:

– Быть может, вы льстите или принимаете меня за другого…

Витя написал – себе самому, не иначе: «Разгони от себя всех, отмени все цели, погаси амбиции. Я просто живущий человек – и всё! Встал утром, почитал, иди в кино, на выставку, дождь пошел – прослушай его весь, от капли до капли, птица летит – проследи весь полет от начала до конца…»

Вислава Шимборская, польская поэтесса.

Перевод Асара Эппеля

Обедали втроем: Витя Славкин, Асар и я.

Кто знал, что этого больше не будет?