Феликс Кандель - День открытых обложек

– Моим родителям, в их молодые годы, показывали фильмы-пугала. «Урод в шкафу», «Скелет под матрацем», «Привидение в полночь». Такие пустяки тогда страшили. От ужаса у мамы начались схватки, и родилась я. Хилой и недоношенной... Ты слушаешь, зять мой?

– Слушаю, теща моя.

– Жили мы небогато, но сытно. Жены полнели и расшивали платья, мужьям вставляли клинья в брюки, деток учили играть на скрипке. У нас, у евреев, особое к ней отношение. Со скрипкой можно уйти из страны, со скрипкой можно и убежать, а рояль не унесешь с собой… Меня баловали. «Девушка должна есть конфеты. Нюхать фиалки. На то она и девушка». Меня оберегали от забот. «Успеешь‚ – говорили. – Наработаешься». Успела. Наработалась... Ты не заснул, зять мой?

– Пока нет, теща моя.

– Мы уезжали из Киева. Немцы бомбили. От ужаса начались схватки, и родилась доченька‚ твоя жена, слабой и недоношенной. Не было пеленок. Распашонок. Молока у меня не было. Из соседней теплушки принесли куклу. Большую‚ с закрывающимися глазами, ее платье отдали доченьке. Она и была как кукла...

– Хватит, теща моя.

– Не хватит, зять мой. На Голанах погибла вся рота. Нам сказали – и ты. Кто-то даже видел, в танке или около. У нее начались схватки‚ и родился семимесячный, еле выходили... Что за планета у нас? Столько недоношенных...

Старомодных надо беречь.

Старомодные – охранители прожитого.

В шкаф, под запоры, упрятывала зеркала, завернутые в мягкую рухлядь, чтобы не захватали руками. В которых отражался отец. Мать. Непутевый ее муж.

– Прошлое надежнее будущего, зять мой, его не отнять. Отец говорил: «Люби нас поменьше‚ Белла. Потеряешь – не залатать прореху»… Хотела написать об ушедших. О папе‚ маме. О жене твоей. Поминальную книгу. Книгу-кадиш. Чтобы прочитали десять человек – десять‚ всего десять! – и сказали «Аминь».

Тело тяжелеет – не от пищи. Голова побаливает – не от забот. Память выдает скупо‚ по капельке‚ иначе не вытерпеть. Память у нее отменная.

– Так уж оно заведено: дети хоронят своих родителей. Это я сделала. Но о дочери мы не договаривались.

– Отстегнуть пуговку?

– Отстегивай, зять мой.

Разговор о той‚ которая ушла, – так они достраивают образ.

– Жили мы плохо с мужем. Расходились хорошо. Доченька сказала: «Не разорваться же мне. Из-за отца с матерью...» Он ничего не сделал‚ говорю. Не добился. Даже не постарался. А она: «Непременно надо добиваться? Живет‚ и пусть себе». Ни гвоздя‚ говорю‚ забить‚ ни полку подвесить: доля моя – таскать стремянку по комнатам. Ночью легла ко мне в постель‚ шепнула на ухо: «У меня есть муж. Я его вообразила и от него не уйду. Встанем утром‚ приготовим бутерброды‚ детей отправим в школу». Я и решила: ладно‚ поживу со своим еще…

– Это меня она вообразила. Меня. Вместе готовили бутерброды. Вместе отправляли в школу. Сказала на прощание: «Я рада‚ что ты ко мне подошел. Тогда. У музея…»

Удел первых дней лить слезы. Удел последующих – сокрушение. Белла выкашливает слова:

– Маленькая‚ она решила испечь пирог. Явилась в магазин. Прочитала по складам: «Стакан муки‚ полстакана сметаны‚ два яйца‚ соль‚ сахар по вкусу...»

Стоило бы посмеяться‚ хотя бы улыбнуться‚ но им не до улыбок. Экран сберегает облик ушедшей‚ улыбку с походкой. Платья ее в шкафу‚ телесное их, не угасающее веяние... можно задохнуться.

Теперь и у него затрудненность речи‚ слову не пробиться наружу.

– Не удерживай ее тоской‚ зять мой. Дай упокоиться…

Охает от игольчатого укола в сердце:

– Застегивай пуговку. Устала. Вспоминать буду. Плакать…

Приходит сестричка.

Скармливает горстку таблеток.

– Зять мой, ты не отключился?

– Нет.

– Старые люди прячут свой возраст, виновные без причины. Старым хочется понравиться, оттого и красивости в речи, а ты потерпи немного.

– Я потерплю, тёща моя.

– Где можно увидеться с приятелями? Только на похоронах. Но для этого кто-то должен собой пожертвовать.

– Правильно говоришь, Белла.

– Нельзя уходить торопливо‚ наспех‚ тело и душу не приведя в порядок. К уходу надо вычистить себя, стряхнуть шелуху‚ войти туда на легком дыхании, чтобы сказали: «Не зря отправляли ее на землю».

– Хорошо говоришь‚ Белла.

– Я уйду от вас на закате. Под облаком‚ подсвеченным понизу. В благодарности за отпущенную долю‚ – так я уйду от вас в лучший свой час. Похорони меня в полночь‚ зять мой. При луне. На вершине горы. Под звездный перелив. Огни на холмах. Провожающие в лучших своих облачениях.