Хизер Берч - Лавандовая лента

– Ты правильно питаешься? Надеюсь, ты не живешь на одном кофе? Ты же знаешь, что нельзя нарушать режим питания и оставаться здоровым.

Эдриэнн прижалась головой к стене, удивляясь, куда делась величественная и сдержанная женщина, с которой она пила чай.

Безумно любящая сына и пришедшая в крайнее возбуждение, Пег все говорила и говорила, и, честно говоря, Эдриэнн хотелось, чтобы она заткнулась и вся эта катавасия, которая была делом ее рук, просто закончилась.

Она слушала из безопасного уголка кухни, как мать и сын разговаривали. Уилл был искренне счастлив увидеть свою мать, это было очевидно. Она слышала это в его голосе. Но те десять минут, пока длилось свидание, только усилили ее страх неизбежной конфронтации.

Эдриэнн насторожилась, услышав, как Пег сказала:

– Я хочу сообщить твоему отцу, что ты здесь. Он ждет не дождется тебя!

– Отлично, – сказал Уилл, пытаясь скрыть напряжение в голосе. – А я пока схожу принесу из машины стулья, которые привез. – А потом, достаточно громко, чтобы она услышала и съежилась от страха, добавил: – Может быть, Эдриэнн поможет мне.

Она вышла из кухни и пошла следом за ним, как приговоренный к смертной казни. Утреннее солнце согревало ее. Вместо того чтобы идти рядом с Уиллом, она пошла сзади него, чтобы не ощущать исходившие от него волны гнева. Остановившись у багажника машины, он повернулся к ней.

– Что с тобой происходит?

Она думала, что его слова обидят ее, но обнаружила, что этого не произошло. Морская птица пролетела над ними, оглушая своим криком. Она хотела видеть и чувствовать это все – птицу, небо, что угодно, только не Уилла. Он отреагировал именно так, как она и предполагала. В точности так же, как отреагировал бы Эрик.

Она не отвечала, и он взорвался:

– Как давно тебе известно, что они приезжают? – Он подождал немного и снова прошипел сквозь зубы: – Как давно?

Она не станет лгать. Чтобы не потерять уверенность, она прижалась бедром к его машине.

– Пять недель.

Он вскинул руки вверх.

– И что? Ты забыла упомянуть об этом?

– Я боялась, что ты расстроишься.

– О да, я расстроен! – Он прищурил глаза. – Неужели ты действительно думаешь, что когда возникает какая-либо проблема, ты можешь играть в Господа Бога и все улаживать? Тебе стоило бы сходить к психотерапевту.

Он уставился на дорогу, словно ему было противно смотреть на нее.

Но вместо того, чтобы почувствовать себя обиженной, Эдриэнн разозлилась. Злоба была совершенно новым чувством для нее. Она наполнила ее силой и уверенностью. Она положила руку на живот. Семена выросли теперь в буйную ярость.

– Они здесь, и они приехали ради Попса. И если тебе не нравится, это твоя проблема. Это ты хотел, чтобы они были здесь, помнишь? Ты был в ярости, что они не приедут, а теперь ты в ярости, что они приехали. Может быть, это тебе нужен психотерапевт? – Она ткнула пальцем ему в грудь.

На его лице отразилось удивление. Она ответила на его ярость такой же яростью. Ему понадобилась минута, чтобы осознать это. Спустя мгновение его шок рассеялся.

Эдриэнн увидела, как дернулся мускул на его щеке.

– Я вытерплю этот день ради Попса. Но клянусь, ты представить не можешь, какие неприятности ты доставляешь.

Он повернулся и начал вытаскивать стулья из багажника.

Эдриэнн лишь смутно видела, что он делает. Его слова снова и снова прокручивались у нее в голове. Ты представить не можешь, какие неприятности ты доставляешь. Неужели он и вправду только что сказал ей это? Это были в точности те слова, которые она слышала так часто от Эрика.

Уилл был уже у парадного крыльца. Он нес два стула, а третий тащил за собой. На таком расстоянии он не мог ее слышать, но это ее не остановило.

– Тебе не о чем беспокоиться, Уилл. Я больше никогда не доставлю тебе неприятностей.

Даже несмотря на то, что между Уиллом и Эдриэнн чувствовалось мучительное напряжение, вечеринка прошла без сучка и задоринки. Попс был ошеломлен приездом единственного сына и невестки. Отец и сын тепло обнялись, а потом Попс обхватил ладонями лицо сына, словно не верил своим глазам. Убедившись в реальности происходящего, Попс снова обнял его, а потом свою невестку, которую очень любил. И среди этих восторгов никто не заметил мрачные взгляды, которыми обменивались два человека, устроившие все это. Эдриэнн держалась от Уилла подальше, и он отвечал ей тем же.

Дом и задний дворик были оформлены в полинезийском стиле до мельчайших деталей. Там была и соответствующая музыка, и факелы вдоль тропинки, ведущей к морю. По всем стандартам это было безупречно. Ни одна деталь не была забыта. Уилл, который уставился в свой стакан с фруктовым замороженным соком, украшенный маленьким зонтиком, очень хотел бы наслаждаться всем этим. Его взгляд переместился на спокойный океан, на маленькие волны, набегавшие на песок. Да, он хотел бы наслаждаться вечеринкой. А вместо этого ускользнул, чтобы пройтись. Выйдя с заднего дворика, он посмотрел на дом, где Эдриэнн и семья, его семья , сидели вместе, разговаривая и смеясь. Он был зол на нее, конечно. Но с грустью он должен был признать, что очень зол и на себя тоже. Он вспомнил ее глаза, когда сказал ей, чтобы она не вмешивалась в чужие дела. Сначала в них была такая же злость, которая кипела в нем. Но после этого настал момент, когда она, казалось, перестала слушать его. Словно вуаль накрыла ее лицо и скрыла все эмоции. Он не мог даже вспомнить, что он такого сказал, что вызвало эту реакцию. Но выражение ее лица было нельзя не понять. Это была полная отчужденность.