Дэвид Митчелл - Тысяча осеней Якоба де Зута

Ветер срывает с корабля дымовую вуаль.

Якоб встает, стараясь дышать ровно.

– Где Уильям Питт?

– Удрал. Одна Macaca fuscata умней, чем два Homo sapiens .

– Доктор, я не знал, что вы закаленный в боях ветеран.

Маринус шумно выдыхает.

– Ну как, артиллерийский огонь с близкого расстояния вбил в вашу голову хоть немного здравого смысла, или мы остаемся?

«Я не могу покинуть Дэдзиму, – понимает Якоб, – а умирать очень страшно».

– Значит, остаемся. – Маринус прищелкивает языком. – Сейчас будет небольшой перерыв, прежде чем британцы продолжат представление.

В храме Рюгадзи бьют час Лошади, как в любой обычный день.

У Сухопутных ворот несколько стражников рискуют выглянуть наружу.

Группа людей бежит от площади Эдо через Голландский мост.

Якоб вспоминает, как Орито усаживали в паланкин.

Он старается представить, как она борется за жизнь, и воссылает молитву без слов.

Футляр со свитком лежит у него в кармане.

«Если меня убьют, пусть свиток найдут и его прочтет кто-нибудь, облеченный властью»…

Китайские купцы на крыше машут руками.

Суета вокруг орудийных портов на «Фебе» обещает новый залп.

«Если я замолчу, – думает Якоб, – то разобьюсь вдребезги, как тарелка, которую с размаху бросили на пол».

– Доктор, я знаю, во что вы не верите. А во что верите?

– О, в метод Декарта, в сонаты Доменико Скарлатти, в лечебные свойства хины… На свете мало того, что заслуживает веры или неверия. Чем тщиться опровергнуть, лучше постараться сосуществовать…

Дождевые тучи переваливают через горную гряду. С полей шляпы Ари Гроте течет вода.

– Северная Европа – край холодного света и четких линий… – Якоб понимает, что городит чушь, но не может остановиться. – То же и протестантизм. Средиземноморье – мир неукротимого солнечного света и непроницаемой тени. То же и католицизм. А здесь… – Якоб широким жестом обводит остров. – Этот… непостижимый Восток… с его колоколами, с его драконами, с его миллионами… Здесь понятие переселения душ, понятие кармы, еретические у нас на родине, обретают… обретают… – Голландец громко чихает.

– Будьте здоровы! – Маринус умывает лицо дождевой водой. – Достоверность?

Якоб снова чихает.

– Я говорю какую-то бессмыслицу.

– Быть может, в бессмыслице как раз больше всего смысла.

Над скопищем крыш, взбирающихся по склону, из разбитого дома струйкой крови вытекает дым.

Якоб ищет глазами Дом глициний, но Нагасаки – настоящий лабиринт.

– Доктор, а те, кто верят в карму, считают ли, что некий… нечаянный грех может отозваться человеку не только в следующей, но и в этой жизни?

– Каким бы ни был ваш гипотетический грех, Домбуржец, – Маринус достает два яблока и одно протягивает Якобу, – едва ли он настолько страшен, чтобы считать наше нынешнее положение справедливой карой.

Доктор подносит яблоко ко рту…

На этот раз ударной волной сбивает с ног обоих.

Когда Якоб приходит в себя, оказывается, что он лежит свернувшись в клубочек, словно малыш под одеялом в комнате, где водятся привидения.

На землю все еще сыплются куски черепицы. «Яблоко потерял», – думает Якоб.

– Клянусь Христом, Магометом и Фу Си, – говорит Маринус. – Близко на этот раз.

«Два раза я выжил, – думает Якоб, – но беда всегда приходит трижды».

Голландцы встают, помогая друг другу, словно калеки.

Сухопутные ворота снесло, и ровные ряды стражников на площади Эдо перестали быть ровными. Два ядра прокатились по ним в разных местах. Как мраморные шарики по рядам деревянных солдатиков – Якоб вспоминает детскую игру.

Пять-шесть или семь настоящих солдат из плоти и крови корчатся на земле, крича от боли.

Люди мечутся с воплями, тут и там видны ярко-красные пятна.

«Это тоже плоды ваши принципов, президент де Зут», – глумится внутренний голос.

Матросы на «Фебе» уже перестали их дразнить.

– Посмотрите вниз!

Доктор показывает на крышу прямо под ними. Ядро пробило ее с одной стороны и вылетело с другой. Лестница, ведущая вниз, на площадь Флага, обрушилась до середины. Прямо у них на глазах крыша проваливается внутрь, в комнату верхнего этажа.

– Бедняга Фишер, – замечает Маринус. – Его новые друзья поломали все его игрушки. Слушайте, Домбуржец, вы продержались достаточно, и вашей чести не будет ущерба, если…

Раздается протяжный скрип, и лестница Дозорной башни рушится на землю.

– Что ж, – говорит Маринус, – можно, конечно, спрыгнуть в комнату Фишера… Наверное…