Дэвид Митчелл - Тысяча осеней Якоба де Зута

– …А рожу с головы, – добавляет Рен. – А голову оторвут от туловища.

Из люка выскакивают ученики-артиллеристы с кульками пороха.

Капитан узнает Моффа – мальчишку из Пензанса. Мофф бледный, с лихорадочными пятнами на щеках.

Порох засыпают в короткие тупорылые стволы каронад и сверху забивают тряпье.

С лязганьем сыплют обломки цепей.

– Расчеты, цельтесь во флаг! – командует Пенхалигон. – Чуть пониже, Хал Йовил.

Правую ногу словно протыкает насквозь раскаленный стержень.

«Подагра побеждает, – думает Пенхалигон. – Через час я уже не смогу держаться на ногах».

Доктор Маринус о чем-то спорит со своим соотечественником.

«Зато де Зут через минуту будет мертв», – утешает себя капитан.

– Тали вяжите покрепче! – приказывает Уолдрон. – Видели, что бывает?

«А что, если Ховелл прав? – Капитана одолевают сомнения. – Неужели все эти три дня за меня думала боль?»

– Каронады к стрельбе готовы, сэр, – докладывает Уолдрон. – По вашему слову!

Капитан набирает воздуху в легкие, готовясь объявить смертный приговор двоим голландцам.

«Они знают».

Маринус вцепился в поручень и смотрит в сторону. Он крупно вздрагивает, но не двигается с места.

Де Зут снимает шляпу; у него буйная, растрепанная медно-рыжая шевелюра…

…И Пенхалигон видит перед собой Тристрама. Его единственный сын, чудесный рыжий мальчик, ждет неминуемой смерти…

Уильям Питт фыркает, заслышав шаги на лестнице. Якоб де Зут не отрывается от подзорной трубы, направленной на «Феб». Фрегат искусно лавирует против влажного северо-западного ветра, двигаясь вдоль берега мимо китайской фактории – ее обитатели высыпали на крыши, поглазеть на корабль, который все приближается к Дэдзиме.

– Значит, Ари Гроте наконец-таки отдал вам свою шляпу, якобы из кожи боа-констриктора?

– Доктор, я приказал, чтобы все укрылись в городской управе. Даже вы.

– Если вы остаетесь здесь, Домбуржец, вам точно понадобится врач.

На фрегате открывают люки орудийных портов: щелк, щелк, щелк, словно молотком гвозди забивают.

– А не врач, так могильщик. – Маринус шумно сморкается. – Дождь зарядил на весь день… Смотрите. – Он чем-то шуршит. – Кобаяси прислал вам дождевик.

Якоб опускает подзорную трубу.

– Предыдущий владелец умер от сифилиса?

– Просто небольшая любезность к покойному врагу. Чтобы ваш дух не стал ему являться.

Якоб накидывает на плечи соломенный плащ.

– А где Элатту?

– Там же, где все, кто еще не повредился умом, – в городской управе.

– Ваш клавесин перенесли благополучно?

– И клавесин, и аптеку. Идите, присоединитесь к ним.

Нити дождя задевают Якоба по лицу.

– Мое место – на Дэдзиме.

– Если вы полагаете, будто англичане не станут стрелять только потому, что какой-то зарвавшийся писарь…

– Я ничего такого не предполагаю, доктор, просто… – Он замечает, что по вантам карабкаются десятка два или больше морских пехотинцев в ярко-алых мундирах. – Это, наверное, чтобы отразить атаку, если их попробуют взять на абордаж. Чтобы вести огонь из ружей, им пришлось бы подойти на расстояние… ста двадцати ярдов. Слишком большой риск посадить фрегат на мель во враждебных англичанам водах.

– По мне, так лучше рой мушкетных пуль, чем пушечный залп.

«Боже, дай мне силы!» – молится Якоб.

– Моя жизнь в руках Господа.

– Ох-хо-хо, – вздыхает Маринус. – Сколько бед могут принести эти прекрасные благочестивые слова.

– Так отправляйтесь в управу, и вам не придется их слушать.

Маринус облокачивается на поручень.

– Молодой Ост был уверен, что у вас имеется тайная защита в рукаве – какое-то средство обернуть дело в нашу пользу.

– Моя защита – моя вера. – Якоб вынимает из нагрудного кармана Псалтирь.

Маринус, прикрываясь полой пальто, рассматривает потрепанный томик и трогает пальцем засевшую в обложке пулю.

– В чье сердце она собиралась воткнуться?

– Моего прадедушки, а сама книга хранится в нашей семье со времен Кальвина.

Маринус бросает взгляд на титульный лист.

– Псалмы? Домбуржец, да вы и впрямь шкафчик с секретом! Как вы ухитрились протащить на берег это сборище неравноценных по качеству переводов с арамейского?

– Огава Удзаэмон посмотрел в сторону в самый критический момент.

– «Ибо Ты даруешь спасение царям, – читает Маринус, – избавляешь Давида, раба своего, от меча лютого».

Ветер доносит от «Феба» обрывки приказов.