Дэвид Митчелл - Тысяча осеней Якоба де Зута

– Статхаудер – выборная должность, но они, можно считать, в кармане у Оранского дома. А когда статхаудер Виллем, – он указывает на подпись под документом, – женился на дочери прусского императора, он стал изображать из себя монарха, поставленного на царство самим Богом. Однако пять лет назад… – (французское вторжение все еще тайна для японцев), – голландский народ сменил свое правительство…

Переводчики испуганно переглядываются.

– …и статхаудер Виллем был… Как сказать по-японски «изгнан»?

Гото подсказывает недостающее слово, и тогда Ивасэ тоже понимает общий смысл.

– Виллем живет в Лондоне, – продолжает Якоб, – а его прежнюю должность отменили.

– Значит, Виллем Пятый, – Намура хочет полной ясности, – не иметь власть в Голландии?

– Нет, никакой власти. Все его имущество конфисковано.

– Голландцы все еще… слушаться, уважать статхаудер?

– Оранжисты уважают, а патриоты – люди, преданные новому правительству, – нет.

– Много голландцы быть или «оранжисты», или «патриоты»?

– Да, но большинству важнее, чтобы в желудке была еда, а в стране – мир.

– Значит, этот документ, который мы переводить, – этот «меморандум из Кью»… – Гото хмурится, – есть приказ от Виллем Пятый для голландцы, отдать голландский собственность англичанам для сохранность?

– Да, но вопрос в том, признаем ли мы, голландцы, право Виллема на такие приказы?

– Английский капитан пишет: «Все голландский колонии подчиняться меморандум из Кью».

– Он так пишет, да, но, скорее всего, он лжет.

В дверь нерешительно стучат.

– Да? – откликается Якоб.

Кон Туми заглядывает в комнату, снимает шапку и просительно смотрит на Якоба.

«Туми не стал бы беспокоить нас по пустякам в такое время», – думает Якоб.

– Господа, продолжайте без меня. Нам с господином Туми нужно поговорить в Морском зале.

– Тут такое дело… – Ирландец пристраивает шапку на колене. – Как у нас говорят, «скелет в шкафу».

– У нас на Валхерене это называется «труп в огороде».

– Ну и репки растут у вас на Валхерене. Можно, я буду говорить по-английски?

– Пожалуйста. Если будут трудности, я переспрошу.

Плотник делает глубокий вдох.

– Мое имя – не Кон Туми.

Якоб некоторое время переваривает известие.

– Вы не первый, кто назвался фальшивым именем, когда его насильно завербовали во флот.

– На самом деле меня зовут Фиакр Мантервари, и никто меня не вербовал. Как я уехал из Ирландии – вообще странная история. Однажды морозным днем Святого Мартина каменная плита выскользнула из веревок и раздавила моего папашу, как жука. Я изо всех сил старался заботиться о семье вместо него, но этот мир суров. Случился неурожай, к нам в Корк стали стекаться люди со всего Манстера, и домохозяин повысил плату за жилье втрое. Мы заложили папашины рабочие инструменты, но очень скоро мне с мамашей, пятью сестрами и маленьким братиком пришлось ютиться в старом сарае. Там Подрик простыл, и вот уже одним ртом меньше. Я пробовал искать работу в доках, на пивоварнях, я все перепробовал, но мне не везло. Тогда я пошел к закладчику и попросил вернуть папашины инструменты. А он говорит: «Они уже проданы, красавчик, но сейчас зима, людям нужны теплые пальто. Плачу блестящими шиллингами за хорошие пальто, понял меня?»

Туми делает паузу, выжидая, как отреагирует Якоб.

Якоб понимает, что колебаться нельзя.

– Вам надо было кормить семью.

– Однажды я спер в театре дамское платье. Закладчик мне: «Мужские пальто, красавчик», – и заехал по уху. В другой раз я стащил мужское пальто из конторы стряпчего. «Это даже пугало носить не станет, старайся лучше!» В третий раз поймали меня, как куропатку. Две недели я просидел в городской тюрьме, а потом предстал перед судом, и единственное знакомое лицо, которое там увидел, был закладчик. Он сказал судье-англичанину: «Да, ваша честь, этот мальчишка все время предлагал мне разные пальто». Тогда я сказал, что он все врет, это он сам торгует ворованными пальто. Судья мне сказал, что Бог прощает всех, кто искренне раскаивается, и влепил семь лет в Новом Южном Уэльсе. Пять минут от входа в зал до удара судейского молоточка. В порту стоял арестантский корабль, «Королева», и его надо было наполнить, вот я и пригодился. Мама и сестры не смогли подкупить охрану, чтобы хоть проститься со мной. И вот в апреле – в девяносто первом году это было – «Королева» отправилась в плавание в составе Третьей флотилии…

Якоб вслед за Туми смотрит на стоящий посреди залива на якоре «Феб».