Дэвид Митчелл - Тысяча осеней Якоба де Зута

– Он говорит, что, если мы на нее нападем, японцы будут обороняться.

– Он говорит, что наши морские пехотинцы успеют сделать хорошо если по одному выстрелу, прежде чем их зарубят.

– Он заклинает нас, сэр, пожалеть своих родных и не губить зря свою жизнь.

– Рассчитывает запугать, – комментирует Катлип.

– Скорее, набивает цену, – предполагает Пенхалигон.

Между тем ван Клеф произносит еще одну реплику, ясно показывая своим тоном, что разговор окончен, и встает.

– Он благодарит вас за завтрак, сэр, и говорит, что Мельхиор ван Клеф не продается никаким монархам. А вот Петер Фишер будет более чем рад обсудить с вами условия.

– Уважать жителей Пруссии, – говорит Пенхалигон, – я начал еще в бытность мою мичманом…

Ховелл переводит. Петер Фишер кивает, не вполне веря в такую внезапную благосклонность фортуны.

– На Его Величества корабле «Смелый» был один лейтенант из Брауншвейга, по имени Плешнер…

Фишер поправляет произношение – «Плеснер» – и что-то добавляет.

– Управляющий Фишер тоже родом из Брауншвейга, – переводит Ховелл.

– Да неужели? – притворно удивляется Пенхалигон. – Из Брауншвейга?

Петер Фишер кивает, говорит «ja, ja» и одним глотком приканчивает пиво.

Пенхалигон взглядом приказывает Чигвину налить еще и следить за тем, чтобы кружка пруссака не пустовала.

– Мистер Плеснер был человек твердый и справедливый, превосходный моряк, храбрый, находчивый…

Задумчивое выражение Фишера ясно говорит: «Как того и следовало ожидать».

– …и я безмерно рад, – продолжает капитан, – что первым британским консулом в Нагасаки станет джентльмен немецкой закалки.

Фишер приветственно взмахивает кружкой и задает вопрос Ховеллу.

– Он спрашивает, сэр, какое место занимает в наших планах на будущее мистер Сниткер.

Пенхалигон трагически вздыхает, думая про себя: «Мне хоть сейчас на подмостки Друри-Лейн», – а вслух отвечает:

– Я буду с вами откровенен, консул Фишер…

Ховелл переводит начало фразы, и Фишер подается вперед.

– Буду с вами откровенен: Даниэль Сниткер нас разочаровал так же сильно, как и мистер ван Клеф.

Пруссак кивает с видом собрата-заговорщика.

– Голландцы любят громкие слова, а в деле – уксус пополам с мочой.

Ховелл не без труда переводит идиому и в ответ получает целую вереницу «ja-ja-ja».

– Они застряли в своем Золотом веке и не хотят замечать, что мир меняется.

– Это… waarheid . – Фишер оборачивается к Ховеллу. – Как сказать waarheid ?

– «Правда», – отвечает Ховелл.

Пенхалигон, стараясь поудобнее пристроить ногу, продолжает свою речь.

– Поэтому и Объединенная Ост-Индская компания рухнула, и хваленая Голландская республика, похоже, скоро вслед за Польшей отправится на свалку истории. Британской короне нужны не Сниткеры, а Фишеры: люди с талантом, с широкими взглядами…

У Фишера ноздри раздуваются, как будто он жадно принюхивается к будущей власти и богатству.

– …и высоконравственные. Словом, нам нужны посланники, а не продажные торговцы.

Фишер завершает свое превращение из заложника в полномочного посла долгим и нудным рассказом о недостатках голландцев, который Ховелл в переводе сокращает.

– Консул Фишер говорит, в прошлом году при пожаре выгорела четверть Дэдзимы, ближе к Морским воротам. Сгорели два самых больших голландских пакгауза, а ван Клеф и Сниткер в это время развлекались в борделе за счет Компании.

– Позорное пренебрежение обязанностями! – объявляет Рен – большой знаток публичных домов.

– Вопиющая распущенность, – соглашается Катлип, его обычный спутник в подобных вылазках.

Бьют семь склянок, и консул Фишер делится с Ховеллом новой идеей.

– Он говорит, капитан, пока ван Клефа нет на Дэдзиме, он, мистер Фишер, становится исполняющим обязанности управляющего, и все на фактории обязаны ему подчиняться. Не выполнить его приказ – весьма серьезное преступление.

«Дай-то бог, чтобы его способность убеждать равнялась его самоуверенности», – думает капитан.

– Сниткер получит гонорар лоцмана за то, что привел нас сюда, и бесплатный проезд до Бенгалии, но в гамаке, не в каюте.

Фишер кивает, как бы соглашаясь: «Это ему в самый раз будет», – и высказывает некую сентенцию.

– Он говорит, – переводит Ховелл, – наш сегодняшний договор составил сам Всевышний.

Пруссак подносит к губам кружку и обнаруживает, что она пуста.

Капитан, глядя на Чигвина, чуть заметно качает головой.