Виктория Хислоп - Возвращение

В Гранаде Пабло с Кончей разрыдались от счастья, получив письмо: теперь они знали, что их дочь жива и здорова.

– Все это время она присматривала за детьми! – воскликнул отец, разглядывая аккуратный почерк дочери. – Да она сама была еще совсем ребенком, когда мы в последний раз виделись!

– И она не забросила танцы… – проговорила Конча. – Как замечательно, что она все еще танцует.

Они без конца перечитывали письмо, а потом принялись обсуждать, как на него ответить.

– Как чудесно будет снова ее увидеть. Интересно, когда она приедет? – Старик пришел в восторг при мысли о встрече со своей единственной дочерью.

Конча не стала ходить вокруг да около. Нынче вся инициатива что в разговорах, что в решениях исходила в основном от нее. Пабло после выхода из тюрьмы подрастерял всю свою решительность.

– Я думаю, ей следует остаться в Англии, – без обиняков сказала она. – Нельзя позволить ей сюда вернуться.

– Почему нет? – спросил Пабло. – Война же закончилась.

– Пабло, здесь все еще небезопасно, – категорично заявила Конча. – Гранада – не самое лучшее место для Мерче. Как бы сильно мы ни хотели ее видеть.

– Мне этого не понять. – Он стукнул стаканом по столу. – Она обычная молодая девушка и ни в чем не повинна!

– Вот только у властей на ее счет будет другое мнение, – настаивала Конча. – Она уехала из страны. А это считается проявлением враждебности. Да к тому же не спешила возвращаться. Уж поверь мне, Пабло, скорее всего, ее арестуют. Мне надо знать, что она в безопасности.

– А как же Хавьер? – не сдавался Пабло. – Она захочет съездить к нему.

Этого-то Конча больше всего и боялась. Если Мерседес узнает, что Хавьер жив и находится в Куэльгамурос, она почти наверняка вернется. Ради ее же пользы Конча решила не говорить ничего дочери.

В Уинтон-Холле Мерседес с нетерпением ожидала ответа. Наконец среди писем, прибывших из Испании, – на их марках был изображен новый диктатор – обнаружился и конверт из Гранады. Мерседес охватила дрожь, едва она только увидела почерк матери. Оттого что он был таким знакомым, ей показалось, будто мама где-то невыносимо близко. Девушка разорвала конверт в надежде узнать, как там у всех дела, но ее постигло разочарование: внутри оказался один лист и два сухих предложения.

«Мы с отцом с нетерпением ждем твоего приезда домой. Твоя сестра передает привет».

Между этих строк читалось многое. Новость о том, что отец снова дома, привела Мерседес в восторг, но об Антонио не было ни слова, и это ее разом озадачило и расстроило. Она боялась худшего. А вот смысл второго предложения был кристально прозрачен. Упоминая о несуществующей сестре, мать явно давала понять: «Не верь моим словам». Пусть даже Конча Рамирес и не смела сказать большего из опасений привлечь внимание цензора, Мерседес поняла: мама просила ее не приезжать. Строптивый подросток давно уступил место молодой женщине, а та последует совету матери.

В мае 1939 года, когда Уинтон-Холл наконец простился с последними ниньос из Бильбао, Мерседес поняла, что ей тоже пришла пора уезжать. На протяжении двух лет этот дом не просто служил ей крышей над головой – он стал местом, где она чувствовала себя в безопасности, и девушка знала, что будет с любовью вспоминать окружающие его просторы и романтические сады.

Многие сеньориты нанимались на работу в частные дома, другие осваивали секретарское дело. Все они взялись за английский. За последние два года, проведенные в Англии, лишь немногие из них выучили больше пригоршни слов. Они жили и общались исключительно в кругу соотечественников, и их главной заботой было сохранить родной язык и культуру. Последним, о чем они думали, было устройство их жизни в Великобритании.

Как и Мерседес, Кармен не могла вернуться домой. Ее отца с братом арестовали в первые месяцы после того, как установился режим Франко. Те присоединились к Сопротивлению, и власти вышли на них, как раз когда они только-только уничтожили мост неподалеку от Барселоны. Обоих теперь ожидала смертная казнь. Мать Кармен сидела в тюрьме.

Когда подошло время прощаться, леди Гринэм была почти мила. Они подозревали, что так выражалась ее радость по поводу их отъезда, хотя поди разбери, что скрывается за ее тонкогубой улыбкой. Зато у сэра Джона глаза были на мокром месте. Слезы удалось сдержать, но все видели, как сильно он переживает. Девушки пообещали, что приедут в гости, и он молча кивнул, прежде чем отвернуться.