Мы враз хмелеем и хмуреем,
И все вокруг для нас равно,
Нам наплевать, за коим хреном
Святые люди пьют вино.
Сквозь монастырские оконца
Сочатся спелые года.
А солнце! Этакое солнце
Еще увидишь ли когда!
Но мы, живые очевидцы,
Забились в норки, как кроты,
Нам остается лишь дивиться
Разгулу этой красоты.
Торгуясь, мелочась и тратясь
Меняем солнце на вино
В дыму лихих монашьих трапез
Нам вечно чахнуть суждено.
Едва туман сошел с реки
Монах вопит: «Айда, Андрейка,
Смывать вчерашние грехи».
Бежит к реке белесой ранью
Снимает рясу, шелапут,
И чешет волосатой дланью
Матерый, мхом заросший пуп.
А на реке стирают бабы,
Хохочут, зажимают рты:
Ох богу поклонились, кабы
Не видеть этой срамоты!
Нишкните, бабы, не лютуйте,
Покуда в теле дремлет бес.
Попы хотя и божьи люди,
А появились не с небес.
Всего хватает нам от веку,
А все одно — обделены:
Ей-богу, тошно человеку
На этом свете без жены.
Удел, конечно, данный богом…
А кой бы сделал он указ,
Когда бы сам имел под боком
Таких красавиц, как у нас?..
Не потому ли истый мастер
Всегда малюет богоматерь
С земных, со смертных матерей.
На свете куча недоделок,
Весь век грести — не разгрести,
Но совершенней русских девок
В миру, ей-богу, не найти.
Стоял он гордо, не пугаясь
Нужды, не ведая ни в ком
……………………………
……………………………
Все карты против голодранца.
Грехов достаточно. И так.
Прелюбодей, охоч подраться,
К тому же выпить не дурак.
А предсказанья не сбывались
И оказались пустяком.
А у колодца мудрый аист
Косил насмешливым зрачком.
А было лето… И казались
Любые страсти пустяком.
И у колодца мудрый аист
Косил насмешливым зрачком.
А мать пугалась и вздыхала
Крестила лоб на образа
И потихоньку вытирала
Свои линялые глаза.
Мир полон безусловных древних истин
На коих, на китах стоит,
Он каждым снова перелистан,
И каждым заново открыт.
Мы родились! И в небе солнце
Мы открываем с этих пор.
Мы понимаем счастье кроманьонца,
Мы схожи с древним
Впервые сделавшим топор.
Мы родились,
Чтоб посочувствовать матросу,
Что хрипло выкрикнул: «Земля!»
Но по извечному почину
Который век, который год
Мы погружаемся в пучину
Земных деяний и забот.
И может, кистью не нарочно
Взмахнул Андрей, но в тот же миг
По-человечески порочно
Он сделал мертвый божий лик.
И дрогнул бог смешливым оком,
Сверкнул начальственным зрачком,
И стал суровый бог не богом,
А просто хитрым мужиком.
Бородачи во все глаза следят за ним,
А бог, как старую ермолку,
Вдруг лихо сдвинул набок нимб.
Вдруг на затылок сдвинул.
И показалось божьим слугам,
Что по-крестьянски молода,
Запахла клевером и плугом
Его мужичья борода.
Он был страшнее, чем проказа,
И…………………….чем лубок
Кто он? — спросили богомаза.
И тот ответил: «Это Бог!»
Монах, не слушай злую ругань,
Уйди из стен монастыря,
И вместо красок и хоругвей
Возьми совок золотаря.
Тебе дано до боли много
Понять, увидеть и познать
Дано создать любого бога,
И, если надо, развенчать.
Андрей томился ожиданьем
Своих ребячьих дел
И вдохновенно клял гаданье
И верить бабке не хотел.
И было боязно до дрожи
К спесивой птице подойти,
Спросить про те пути-дороги
Что парню выпадет пройти.
Седая бабка-херомантка
Ему вещала «все как есть».
Но эта чертова шарманка
Ему успела надоесть.
И верить бабке не хотелось…
……………………………
Индийская деревня. Ночь. Гроза. Ровный и сплошной гул ливня, привыкнув к которому, можно решить, что это местная тишина. Черноту неба разрезают росчерки молний, сопровождаемые раскатами грома. Богатый деревенский дом. Спальня Хозяина. Внезапно в темной глубине дома зажигаются огоньки, — один, другой, третий… Тревожная сутолока огоньков приближается, вместе с ней становится слышней топот множества ног… И наконец, в спальню Хозяина врывается толпа слуг с фонарями и факелами…
Читать дальше