Анатолий Луцков - Африканский связной

— Вам что, не терпится, ворошиловский стрелок? — спросил, хмыкнув Ляхов, разминая сигарету. — Сначала надо здесь закончить кое-какие дела, а потом уже эта поездка. Впрочем, она может состояться и скоро, если поступит распоряжение от начальства. Пора, однако, нам немного подкрепиться и горло слегка промочить.

— А что это за страна такая? — не отставал Вьюгин, хотя и пытался маскировать свою незаинтересованность равнодушием тона.

— Думаю, догадаетесь, если читаете газеты или хотя бы слушаете радио. Там, после завоевания этой страной независимости, бывшие герои освободительной борьбы разделились на два лагеря предположительно по этническому принципу. Это еще надо подтвердить и сообщить нашему руководству, которому все еще, кажется, невдомек, что пролетарский интернационализм в Африке как-то не приживается. Может быть потому, что здесь не было классических пролетариев, как их представлял себе Маркс, а дружба народов на Черном континенте вещь из области фантастики. Так вот, одну часть этих борцов за свободу склонна поддерживать наша страна и весь социалистический лагерь.

— И все прогрессивное человечество, — не удержался от дополнения Вьюгин, который уже устал от роли слушателя.

— Возможно, — сухо согласился Ляхов. — Но только, разве что, морально. Мы же начинаем помогать материально. А вот другую группировку поддерживают иные силы и мы об этом мало знаем. К сожалению, нашей агентуры там можно сказать пока нет. Вам придется разыскать там одного нужного нам человека. С руководством движения встречаются наши партаппаратчики и мы к этому отношения не имеем. Обмен приветственными речами в наш арсенал не входит. Нам надо знать истинное положение вещей.

— Абсолютная истина непостижима, — сказал Вьюгин, украдкой глядя на часы. Он считал, что разговор затянулся.

— Будем довольствоваться относительной, но как можно более достоверной, — согласился Ляхов, потянулся к телефонной трубке и набрал номер. Сделал это быстро: номера здесь состояли всего из пяти цифр.

А позвонил он в знакомый рыбный ресторанчик, который работал чуть ли не до утра и содержал его один мулат по фамилии Мэтьюз. Он был всего в квартале отсюда и через двенадцать минут им уже доставили по большому куску горячей рыбы с жареной в масле картошкой. Ляхов открыл новую бутылку московской водки (видимо, у него был некоторый доступ к запасам посольства) и они пили ее, разводя лимонным соком. Вьюгин уже не раз слышал объяснение Ляхова на тот счет, что “в тропиках русская манера пить требует решительной корректировки”.

Потом они послушали по радио сводку местных новостей и Ляхов с подчеркнутой ненавязчивостью стал просвещать Вьюгина относительно расстановки политических сил в стране. Ясно было, что период его стажировки подходил к концу. Вьюгин временами чувствовал себя так, словно ждал на берегу, когда из тумана появится паром, который переправит его на другой берег незнакомой реки. Он тогда не представлял себе, что реальный паром в его жизни еще будет.

За окном все больше темнело, изредка доносилась приглушенная музыка с улицы. Местные юнцы тогда любили гулять с включенными японскими приемниками, что должно было свидетельствовать в пользу их особого общественного положения и повышало их шансы на внимание противоположного пола. Вьюгин подумал, что потом будет трудно выходить из прохлады ляховской квартиры в вечернюю духоту города, когда камень, кирпич и бетон с каким-то разгульным самозабвением излучают накопленное за день солнечное тепло, с облегчением избавляясь от него. Мелькнула мысль, скорее, это был образ увиденного еще вначале Вьюгиным уголка трущобного мира и он ощутил странную неловкость. Человек в целом существо эгоистичное и он, Вьюгин, был далеко не лучшим экземпляром. Он испытывал неудобства, тогда как другие страдали. Неудобство всего лишь раздражает и иногда ведет к замыканию в себе. Страдание же должно сближать, так как оно вообще является частью человеческого существования. Получалось так, что Вьюгин корил свое себялюбие, но делить страдание с другими явно избегал. Сейчас его удивило то, что не имея тяги к самокопанию, он вдруг стал ему предаваться.

— Вы слишком уж заметно задумались, Вьюгин, а я вот бесцеремонно вторгаюсь в мир ваших грез с разговорами о скучной повседневности. Что делать: жизнь это реальность, данная нам в ощущениях, хотя и не все можно ощутить. Скоро в этой стране будут проходить президентские выборы. Есть два соперничающих кандидата, которые готовы возглавить государство. Ну, у них, разумеется, есть свои партии, но здесь голосуют не за партию, а за личность. В нашей стране все намного проще: есть только один кандидат. Если вас спросят, почему у нас нет соперничества, вы же знаете, что отвечать?